"Фридрих Ницше. Несвоевременные размышления: "Давид Штраус, исповедник и писатель"" - читать интересную книгу автора

очистительные купели. "Но ведь это только минуты, ведь это случается и имеет
силу только в царстве фантазии; коль скоро мы вернемся к суровой
действительности и замкнутой жизни, то прежняя нужда обрушивается на нас со
всех сторон", - так стонет наш магистр. Воспользуемся этими быстротекущими
минутами, которые мы должны коротать в этих квартирах и время покажет нам
именно идеальное изображение филистера, иначе говоря, того самого филистера,
с которого смыты все пятна и который в настоящее время представляет
совершенный, готовый и чистейший тип филистера, с какой бы стороны мы его на
разбирали. Говоря серьезно, в данном случае поучительно то, что здесь
предлагается: пусть всякий, кто целиком принесен в жертву древу познания, не
роняет из рук, не прочитавши этих дополнений, подписанных "нашими великими
музыкантами и знаменитыми виртуозами". Вот в этом-то и состоит радуга
обетования нового завета и кто разделяет радости при виде этого завтра,
"тому вообще не следует помогать и тот, - как говорит Штраус в другом
случае, - не мог бы сказать и здесь еще не созрел для нашего основного
положения". В этом случае мы достигли кульминационного пункта неба.
Вдохновенное толкование предлагает нам водить самих себя за нос и
оправдывается тогда, когда хочет сказать слишком много, начиная самым
величайшим удовольствием и кончая всем самым лучшим. Он говорит нам: "Может
быть я должен сделаться более словоохотливым, чем в данном случае следует,
это читатель должен мне поставить в заслугу, - у кого сердце полно, у того
не хватает слов". Он раньше должен быть уверен только в том, что то, что он
будет впоследствии читать, не стоит из более старых истин, которые я здесь
привел, но написано для данного случая и вполне уместно. Это признание на
мгновение приводит нас в изумление.
Какое нам дело, что эти маленькие прекрасные главы написаны заново! Да,
если бы дело шло только о писании!..
Правда, я хотел бы, чтобы они были написаны на четверть века раньше,
тогда бы я знал, почему эти мысли ставят меня в тупик, и почему эти мысли
ставят меня в тупик, и прочему эти мысли имеют специфический запах новейшей
древности. Но что касается того, что написано в 1872 году и уже в том же
1872 году пахнет гнилью, то это для меня непонятно.
Предположим, например, что кто-нибудь при чтении этой главы уснет от ее
запаха, что ему приснится? Один мой друг признался мне, так как он это
испытал, ему снился кабинет восковых фигур; там стояли классики, тщательно
сделанные из воска, они двигали руками и ногами, и при этом внутри их щелкал
какой-то винт. Так он увидел что-то наводящее ужас, завешенное листочками и
пожелтевшей бумагой. У этой бесформенной фигуры изо рта висел ярлык, на
котором была надпись "Лессинг". Мой друг хотел подойти поближе и рассмотреть
это страшилище; это оказалась гомеровская химера. Спереди это был Штраус,
сзади Гервинус, посредине химера, а все вместе Лессинг. Это открытие
заставило его страшно вскрикнуть, он проснулся и уже более не читал.
Ах, господин магистр, зачем написали вы подобную гнилую главу?
Правда, от этих писателей мы можем научиться кой-чему новому. Например,
через Гервинуса мы знаем, как и почему Гете не был драматическим талантом;
мы знаем, что он во 2-ой части Фауста вывел только аллегорически-призрачный
элемент, что Валленштейн - это тот же Макбет, и что он похож на Гамлета, что
читатель Штрауса выбирает новеллы из годов странствования, как невоспитанные
дети выковыривают изюм и миндаль из хрупкого пирога, что без всего
сильнодействующего и подавляющего не может быть достигнуто никакое полное