"Фридрих Ницше. Несвоевременные размышления: "Рихард Вагнер в Байрейте"" - читать интересную книгу автора

которым он явственно питает глубочайшую любовь, говорит во всяком случае
кое-что о самом художнике. Пусть предстанут перед вами образы Риенци,
Моряка-Скитальца и Сенты, Тангейзера и Елизаветы, Лоэнгрина и Эльзы,
Тристана и Марке, Ганса Сакса, Вотана и Брунгильды: через все эти образы
словно проходит непрерывный, в недрах земли таящийся поток нравственного
благородства и величия, который в своем течении становится все чище и
прозрачнее, и здесь мы стоим - правда, со стыдливой сдержанностью - перед
внутренним процессом в душе самого Вагнера. У какого художника найдешь
что-либо подобное в столь грандиозной форме? Шиллеровские образы, начиная от
"Разбойников" и кончая Валленштейном и Теллем, совершают такой же путь
облагорожения и так же говорят нечто о развитии их творца, но у Вагнера
масштаб больше, путь длиннее. Все принимает участие в этом очищении, и его
выражением служит не только миф, но и музыка. В "Кольце Нибелунгов" я нахожу
самую нравственную музыку, какую только я знаю, например, там, где Зигфрид
будит Брунгильду; здесь Вагнер достигает такого величия и святости
настроения, что мы вспоминаем о сверкающих ледяных и снежных альпийских
вершинах - столь чистой, уединенной, недосягаемой, безмятежной, облитой
светом любви является здесь природа; все тучи и непогоды, и даже все
возвышенное лежит ниже ее. Взирая отсюда на Тангейзера и Скитальца, мы
начинаем понимать, как сложился Вагнер-человек, как он начал мрачно и
беспокойно, как бурно искал он удовлетворения, как стремился он к
могуществу, к опьяняющим наслаждениям, как часто бежал назад с отвращением и
как он хотел сбросить с себя бремя, хотел забыться, отречься, отказаться.
Поток прорывался то в ту, то в другую долину и проникал в самые мрачные
ущелья. Во тьме этого почти подземного искания высоко над ним показалась
звезда со скорбным мерцанием; он назвал ее, лишь только узнал, верностью,
бескорыстной верностью! Почему же светила она ему яснее и чище всего, какую
тайну всего его существа заключает в себе слово "верность"? Ведь на всем,
над чем он размышлял и что творил, он запечатлел образ и проблему верности,
в его произведениях - почти законченный цикл всевозможных видов верности,
включая самые прекрасные и редко прозреваемые: верность брата сестре, друга
- другу, слуги - господину, Елизаветы - Тангейзеру, Сенты - Скитальцу,
Курвеналя и Марке - Тристану, Брунгильды - сокровенным желаниям Вотана. Это
- изначальный опыт, познание, которое Вагнер черпает из личных переживаний и
чтит как религиозную тайну. Его он выражает словом верность, его неустанно
воплощает в бесчисленных образах и из глубокой благодарности наделяет всем
прекрасным, чем сам обладает. Он познал, что невинная ясная сфера его
существа из свободной бескорыстной любви осталась верна другой - темной,
необузданной и тиранической.


3

Во взаимной связи обеих глубочайших сил, в их взаимной верности
заключалась великая необходимость, благодаря которой он мог оставаться
цельным и самим собой: но именно это было не в его власти, и он должен был
заимствовать это у других, ибо он сознавал, что им постоянно овладевает
искушение неверности с ее грозными для него опасностями. Здесь таится
неисчерпаемый источник страданий всего развивающегося - неуверенность.
Каждое из его влечений не знало меры, все жизнерадостные дарования боролись