"Николай Никандров. Рынок любви (1.07.06]" - читать интересную книгу автора

- Если по важному, служебному или какое семейное не счастье... -
задвигал белявыми бровями северный морж.
- И семейное несчастье тоже! - подхватил Шурыгин.
- Ванька, брось, сукин сын, жевать! Не можешь дождаться лому, от
цельного откусываешь, весь товар тобой откусанный! Отведи вот их к телефону!
Дрожащей рукой схватил Шурыгин трубку телефона, приложил к уху, назвал
номер.
- Соединила, - ответили оттуда, точно с черствым хлебом во рту.
- Благодарю вас. Эта квартира Арефьева? Попросите, пожалуйста, Григория
Петровича к телефону. Спит? Это ничего. Разбудите. По неотложному делу. Он
не рассердится. Что? Я же вам говорю, что не рассердится! Скажите - просит
Шурыгин, он будет рад. Гриша, это ты? Здравствуй!
- Здравствуй, черт бы тебя побрал! Какого тебе черта?
- Гриша, не сердись. У нас радость! Кричи: "Ура"! Я сегодня забираю
твою полячку!
- Дудки!
- Что?
- Говорю: дудки!
- Оставь глупые шутки. Что это значит?
- Это значит, что ее вчера забрали. Хорошенькая женщина одного дня не
засидится без мужчины, будь покоен. Она еще растет, ей еще двенадцать лет, а
за ней уже следят тысячи глаз нашего брата!
- Но объясни, по крайней мере, как это произошло!
- Это произошло, главным образом, по твоей глупости! Не надо было
зевать, надо было хватать предмет на лету, брать из рук в руки, когда
давали. Так жизнь дураков учит.
- Но кто ее взял?
- Когда я сговорился с другой и она осталась ни при чем, я ей надавал
записок к разным акулам насчет должности...
- А ты говорил - она корсажница!
- Да, она была корсажница, а когда мастерскую в одно окно, где она
работала, приравняли по обложению к десятитрубной фабрике, хозяйка ее
мастерской из-за налогов закрыла свое дело.
- Понимаю! Ну, она пошла с твоими записками - и?..
- И понравилась во Внешторге проходившему мимо персу. И вышло, что перс
привез в Москву сушеный урюк для компота, а вывез из Москвы мою полячку...
ну, а как обстоит дело с твоей свадьбой, ха-ха-ха! Я рад!
Шурыгин злобно бросил трубку и выскочил из булочной на воздух. Он был
похож на бешеного, и прохожие шарахались от него.
Бежать. Куда глаза глядят бежать!

XVIII

Весна в том году в Москве была поздняя. Стояли первые числа мая, а во
дворах, под стенами и заборами, в тени еще лежали пласты мокрого,
ноздреватого, грязного снега. Зато по улицам, тротуарам и площадям везде
текло, весело журчало, хлюпало, блистало в теплых лучах солнца множеством
больших и малых зеркал. Земля! Трамвайные работницы, подпоясанные, похожие в
своих спецнарядах на мужчин, и дворники, выражением мешковато-раззявых лиц
похожие на баб, так же, как в предыдущие годы, нимало не считаясь с