"Николай Никандров. Любовь Ксении Дмитриевны " - читать интересную книгу автора

наполнились живым смыслом. Он улыбнулся, встал и, не спуская с дочки
сведенных на нос глаз, тугими шагами рабочего человека направился в
переднюю.
- Сейчас, дочечка, сейчас, - ласково проговорил он, вытирая рукавом
желтой рубахи жирные от говядины губы.
Клавочка, нежно взвизгнув в пол, поплелась было вслед за отцом,
неслышно топая маленькими босыми ножками. Но не успела она пересечь комнату,
как в дверях из передней показался сияющий отец. Он пошарил в карманах
снятого с вешалки пальто и достал оттуда пятикопеечную, в свинцовой бумажке,
шоколадку.
- А ты кого любишь, Клавочка? - прежде чем дать, спросил отец, присев
на корточки перед дочкой, и притянул ее, выгибающуюся, к своему волосатому
лицу.
- Папу, - не задумываясь мягко ответила Клавочка.
- А еще кого?
Клавочка посмотрела на мать.
- А есе маму.
- А еще?
Клавочка подумала, вспомнила про спящую сестренку Женю.
- А есе Зеню.
- А еще? - засмеялся отец.
Клавочка исподлобья покосилась на Ксению Дмитриевну, сконфуженно
опустила в пол головку и тише прежнего сказала:
- А есе вон ту тетю.
Отец так и впился в нежную щечку дочки поцелуем, окон чательно
восхищенный ее необыкновенным умом, и как пушинку поднял ее в своих сильных
руках высоко на воздух.
- Ну на, получай конфетку и иди скорей спать, - опустил он ее на пол и
сунул ей в руки шоколадку.
- Поцелуй папу! - подсказала с места мать.
Отец, кряхтя, опять присел на корточки и подставил дочке одну щеку.
Дочка сперва откусила зубками краешек шоколада, разочек жевнула, потом
маленькими, испачканными в шоколаде губками поставила отцу на щеке
кругленькую шоколадного цвета печатку. Отец заржал вбок от удовольствия и
зажмурил глаза.
Затем Клавочка повернулась ко всем пряменькой спин кой и учащенными
шажками удалилась в темную спальную.
Слезы выступили на глазах улыбающейся Ксении Дмитриевны.
Вот о какой жизни она мечтала, когда сходилась со своим Геннадием
Павловичем! Только что прошедшая перед ее глаза ми живая сцена семейной
радости как будто была срисована с ее былых грез. Никогда не простит она
Геннадию Павловичу того, что он не разрешил ей иметь от него ребенка, все
откладывал, хитрил, говорил: "Потом, потом, не теперь". В этом тоже сказался
все тот же его беспримерный мужской эгоизм.
- Куда сегодня ездил? - спросила Гаша у мужа, и, действуя длинным
языком, как поршнем, она всячески старалась извлечь из цилиндрической кости
мозг.
- Сегодня моя машина до обеда стояла, отдыхала, - не сразу отвечал
Андрей жуя. - Зато после обеда как начали меня гонять! - слабо улыбнулся он,
отяжелев от сытости. - Как начали меня скрозь посылать! - призакрыл он