"Николай Никифоров. ХИЧ" - читать интересную книгу автора

>А разве ты мысли не читаешь? Уже давно бы все прочел.
Да их невозможно читать. Это же не книжка, в конце-то концов.
>А как что?
Знаешь, есть такие картинки ... ну, смотришь на них и ничего не видишь - одни
узоры. А потом глянешь повнимательнее, и видишь совершенно другой рисунок,
что-то типа мозаики. Понятно?
>Hе совсем, конечно, но я понял. Что-то вроде ребуса, да?
Ага. Так где ты живешь?
>Да в Москве, успокойся. Hа Автозаводской, может, знаешь эту станцию?
Да. Полностью промышленная зона.
>В самую точку.

Перед глазами, словно какая-то полупрозрачная пелена, поплыли очертания
каких-то серых пятиэтажных домов, невообразимых дворов, заваленных сломанны-ми
двигателями от машин, ребят, одетых как в фильме "Прощай, шпана замоскворецкая".

Что это, Майк?
>А ты что-то видишь?
Да. Что-то серое и размытое, похоже ...
>Да это я детство вспомнил.

Он видел какую-то тесную коммуналку, где кухня и ванная приходилась на
пятнадцать человек, где постоянно пахло готовящимися щами и куревом. Каким-то
боком Боб почувствовал, что Михаилу (Мише) сейчас пятнадцать, он живет в этом
месте с матерью, и что Григорий будет приставать к ней, когда придет с работы. И
что Миша специально для него отлил свинцовый кастет вместе с пацанами во дворе.
И что вечером он разобьет ему лицо, потому что свинцовая болванка уравнивала их
весовые категории и силы.

И как, дал Григорию прикурить?
>Еще как. Он потом обходил нас за километр, а при встрече с мамой говорил
>"доброе утро", "добрый день" и "добрый вечер" в зависимости от времени
>суток.


***

Через полтора часа Боб знал про Михаила практически все - где прошло детство,
как он провел сви лучшие годы. Единственное, пожалуй, что было трудно - при
чтении мыслей и визуальных образов (которые тоже являются неотъемлимой частью
мыслей) начинала болеть голова. Видимо, в эти моменты голова Боба работала чуть
сильней обычного: сначала не очень сильно, практически незаметно, затем
неожиданно боль накатывала волнами. После копания в чужих мозгах головную боль
вызывало буквально все - звуки, запахи, свет и просто предметы, на которые было
больно смотреть. К тому же здесь была одна особенность - просто так залезть в
чьи-то воспоминания ему не удавалось, читались только те мысли, которые
"плавали" на поверхности. Это можно было бы сравнить с тем, как если бы Боб
смотрел в глубокий омут - вроде бы на дне что-то виднеется, да слишком размыто и
неясно.