"Наталия Никитайская. Ноги Логофарса (Современная сказка)" - читать интересную книгу автора

расстроенному человеку.
Потому что на самом деле я была расстроена. Но не тем, что сделала, а
только тем, из-за чего пришлось мне это сделать. А расправилась я с
Логофарсом исключительно из-за обиды. Обида была сильна. Сколько же в
самом деле отвратительных черт можно открывать в одном человеке?..
Чего-чего только не было. И вдруг - на тебе! - еще и подлость!
Но сейчас, говорила я себе, если таким решительным образом
расправляться с носителями этого - не лучшего, но имеющего место свойства,
- можно же остаться в полном одиночестве.
Был человек рядом, а теперь его нет. И я приду одна в свою
однокомнатную клетку с видом на реку и буду рассматривать стены, сидя на
диване, и никто не скрасит моего одиночества. Пусть хотя бы и при помощи
воинственной пошлости, которая в моем понимании и является подлостью в
расшифрованном виде.
Домой в связи с этими грустными размышлениями идти совсем расхотелось.
И я пошла к Стравинскому, моему однокласснику с первого по третий класс,
другу детства и юности, молодому талантливому композитору.
- Давненько не бывала, - сказал Стравинский, открывая мне дверь. -
Зачем пожаловала?
- Заказать реквием по Логофарсу.
- Бросила? Бросил?
- Ни то, ни другое. Но предполагаю, что ноги его у меня больше не
будет.
- А я реквиемов не пишу, - сказал Стравинский. - Из принципа. Считаю,
что не дорос. Не проник в суть скорби.
Федя носил фамилию, с моей точки зрения, для композитора ужасную -
Ворона. Федор Ворона. И хотя на филармонических афишах можно встретить
фамилии похуже этой, я довольно рано начала обижаться за Федю, и прозвище
Стравинский - исправление ошибки, как мне казалось в детстве, - осталось
за Федей с моей легкой руки.
А так Федя был отличным парнем. И обладал только одним недостатком:
боялся фальшивой ноты. Слух на фальшь у него был абсолютный. Поэтому с
Федей было трудно общаться. Он не фальшивил сам и не любил, когда рядом
фальшивят. Но сегодня я за себя не боялась.
Поддавшись на мою покаянную искренность, Федя сыграл мне новый, только
что написанный вальс. Вальс тронул сердце, и я от всего сердца похвалила
автора:
- Прокофьев!
Стравинский скривился. У него была собственная фамилия и - что куда
важнее - имя, пусть еще и не самое громкое.
Кто-то открыл входную дверь. Мама. Мне пора сматываться. Мама
Стравинского не без основания считала, что я дурю Феде голову и,
соответственно, терпеть меня не могла.
- Так подумай насчет реквиема. Понимаешь, главной темой должна стать
тема пошлости. Я даже развитие ее вижу: сначала сглаженная, такая, что ее
можно принять за недоразвитое чувство юмора, потом посильнее, когда уже
видно, что пошлость, грязь - и невольное желание уклониться, отойти, а
потом высшая стадия - подлость. Разит чуть не насмерть. Многие сдаются без
боя, другие воюют, но проигрывают, а некоторые выигрывают, побеждают, но
пакостное ощущение в душе остается на всю жизнь.