"Юрий Никитин. Человек, изменивший мир" - читать интересную книгу авторасортировал и отсылал ему. А с третьего или четвертого варианта
Регистра, которого было около трехсот страниц, он прислал мне экземпляр, и я уже вписывал их сам, а затем перепечатывал на пишущей машинке, подложив семь копирок, чтобы получилось восемь экземпляров, столько мог дать мой старенький "Ундервуд". И Регистр стал уже восемьсот страниц (а по уральской и сибирской фантастике идеи и сюжету для Альтова выбирал В. Бугров). Одновременно, днем работая литейщиком в литейном цехе, вечерами я готовил первый сборник, одновременно публикуясь по всему Союзу. Еще с первого шага я сразу же определил для себя ряд ограничений (а ограничения и есть ограничения), которые переступать не должен. К примеру, никогда и ни при каких обстоятельствах не переносить действие в капстраны, не давать своим героям иностранных имен. Позиция редактора (он же и цензура) была проста: фантастика - это о будущем. В будущем неизбежен коммунизм. При коммунизме все чистые, умытые, идеальные. Потому, если изображаешь героя хотя бы с прыщиком, то имя надо давать американское. Или любое из капмира. У них там любая гадость возможна. И преступность, и болезни, и недостатки. Так и получалось, что иные фантасты (я не говорю о них плохо!) для лучшей проходимости своих вещей шли на такой компромисс. Жаль только, что компромисс шел за счет других авторов, которые на него не шли. А читатели получали то, что проходило, а не то, что сильнее. И слышали имена тех, кто умел смириться, а также Да не в квасном патриотизме дело, как обвиняют литературоведы в штатском, а в том отношении, до понимания которого они просто не доросли: чувства собственного достоинства. Представьте нелепейшую ситуацию, в которой жили все годы (да и живем): американский фантаст пишет о том, как некий изобретатель по имени Джон Смит что-то изобрел, его преследуют и пр. На советский фантаст, а теперь и российский, зная Америку только по нашей самом правдивой в мире прессе, тоже пишет роман о бедном американском изобретателе Джоне Смите, которого преследуют и т.д. Затем при культурном обмене американец нам предлагает свой американский роман. А мы ему... что? Русский... о Джоне Смите?.. И даже не краснеем? Та же ситуация и в фэнтези, когда пишут о драконах, принцессах, магах, троллях и феях. Писать о них - это сразу признать себя гражданином второго сорта. Это обостренное чувство собственного достоинства может принимать странные для нормального человека формы. К примеру, когда эти рассказы я заново набирал на компьютере, приятель, заглядывая через плечо, не мог понять, почему Windows и Word на англицком, хотя уже есть русские версии. А я не могу объяснить, что принять русифицированную программу - это признать себя гражданином второго сорта. Который получает адаптированные для его убогого умишка версии, получает намного позже тех, кто владеет языком... Для меня достойнее выучить язык, чтобы |
|
|