"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

Коньков только усмехнулся, когда я об этом сказал.
- Вот твой источник информации! - он потыкал себя пальцем в грудь, -
Полезной информации. Декоративные подробности нам ни к чему, - это он
намекнул на Маньчжурию, - Старуха вчера тебе мозги запудрила. А в дом,
между прочим, кто-то заходил. Собака, говоришь, залаяла?
- И зарычала. Может, просто кто из соседей?
- Может быть, - загадочно сказал Коньков, - А может, и нет. Между
прочим, нам так и неясно, кто за тобой шел - скорее всего, прямо от дома, и
зачем ему понадобилось фото и письмо.
Отбыли мы вечером - по расписанию. Московский поезд, идущий через
Майск, должен был прийти после полудня, однако на четыре часа опоздал, о
чем нас заранее известили. Услышав об этом на станции, я отправился
побродить по улицам - не сидеть же в гостинице. Куда поспешил Коньков, не
знаю, - ушел он как-то тайком, выпить, что ли собрался. Если опять запьет в
поезде - ну его к черту, поеду прямо в Москву.
Комсомольский проспект я уже видел, так что с привокзальной площади
свернул в боковую улочку, тут оказалось не так уныло. Магазины - витрины
пыльные, нищенские, - не привлекали. Заглянул было в краеведческий музей -
закрыто. Кинотеатр днем тоже закрыт, только два вечерних сеанса, фильм
старый-престарый. Как тут люди живут? Пойти некуда, а каждому человеку, как
сказано у одного великого писателя, должно быть куда пойти. Моя жена
родилась в этом городе и выросла - мне показалось, что теперь я её лучше
понимаю... Следующий магазин оказался комиссионным - продавались там
пахнущие нафталином драповые пальто, стоптанные башмаки, коврики-гобелены с
оленями: столько их из Германии после войны понавезли, что о сию пору
хватает. Посуда - я постоял у этого прилавка, не то, чтобы меня интересовал
фарфор, но это была мамина слабость. Даже в эпоху самого большого
безденежья она, случалось, покупала антикварную кузнецовскую тарелку, -
надо сказать, и стоили тогда такие вещи сущие гроши, но она знала в них
толк и радовалась каждой находке. Так и осталось у меня много красивой
посуды, чайной и столовой, несколько наборов, хотя ни одного полного...
Однажды я рассказывал Зине об этом мамином увлечении и она, слушая, как
всегда, с любопытством и вниманием, бережно вертела в пальцах, разглядывала
тонкую, золотую внутри чашечку:
- Как красиво! Мне тоже нравятся старинные вещи, - задумчиво сказала
она тогда... Нет, этого вспоминать не следует, и я наклонился низко,
разглядывая лежащие под грязноватым стеклом часы, колечки какие-то,
браслеты. Ничего интересного, да и ни к чему... Пора к поезду.
В купе нас сначала оказалось четверо, но попутчики сошли на первой же
станции, и мы с Коньковым удобно расположились на нижних диванах. Вагон
раскачивало, колеса постукивали, стук этот успокаивал: что-то все же
делается, на месте не сидим, вот у Конькова какие-то соображения возникли
по моему делу. От красивого лейтенанта Еремина он немало узнал любопытного
и по пути в Майск пересказал мне. Правда, тот толком и сам не знал, за
какие такие дела разыскивают Барановских, поскольку госбезопасность даже от
милиции свои делишки держит в тайне, а Барановский, как известно, бывший
чекист, и только догадываться оставалось, что он натворил. Зато про семью
моей жены поведал как нельзя подробнее.
Правильно, городок маленький, все друг у друга на виду. Тем более,
когда есть особый интерес. А у Еремина он был, именно такой интерес: