"Андрей Николаев. О фэнтези, писателях, читателях, королях и капусте... (ж. 200)" - читать интересную книгу автора

слышал почти - о читателе.
Вспомним - писать "непроходняк" на "Малеевке" считалось почет-
ным, почти подвигом! Чем острее и смелее - тем лучше. Но посте-
пенно желание написать произведение обличительное вошло в кровь
(почему иначе так вскинулись Лазарчук и Успенский в ответ на реп-
лику Легостаева по поводу "пнуть мертвого льва"?) В кругах семи-
нара и близких к ним по духу, не принято думать о легкости чте-
ния - наоборот. Чем сложнее, тем лучше. А.Столяров сказал на се-
минаре во время обсуждения повести Логинова "Миракль рядового
дня": "Во-первых, я хотел бы отметить, что рассказ хороший. Это
надо четко и ясно сказать - он здорово написан. Этот рассказ бу-
дет прочитан с восторгом очень большой аудиторией... Но у расска-
за есть один крупный недостаток... Он написан в классической фор-
ме... сейчас эта форма умерла - она полностью исчерпана, в ней
больше писать нельзя".
Однажды на семинаре я не выдержал, сказав: "За шесть лет я
слышал здесь много рассуждений от вас, Борис Натанович. Но ни ра-
зу вы не говорили об интересном сюжете, об антураже, об интриге.
В текстах Стругацких это непременное условие, для вас это нас-
только самоочевидно, что вы ни разу даже не говорили об этом. И,
как следствие - ваши ученики об этом не думали". Б.Н. был очень
удивлен, он даже спросил: не уподобился ли он повару, который два
часа объясняет поваренку сколько и каких специй класть в жаркое,
но забывает сказать, как об очевидном, о мясе, и в результате по-
лучает... Жаркий тогда получился спор, интересный. В том числе и
о Большой Литературе. Не хотят участники семинара писать ничего,
кроме Большой Литературы. У Б.Н. даже существует метафора - шкаф
с книгами: внизу стоят Дюма и Грин, а вот на самой видной полке
Достоевский и Толстой. Тогда же было дано определение Большой Ли-
тературы: реальные судьбы реальных людей в реальной обстановке
(фантастический антураж не мешает реальности, если он
достоверен). И тут же было сказано, что Бондарев, Иванов, Марков
пишут Большую Литературу. Помню, Столяров удивился. А Стругацкий
сказал: "Андрей, вы до сих пор не поняли, что в Большой Литерату-
ре могут быть и плохие произведения?"
О простом читателе, потребителе не думают совсем. Выйдя из-за
рабочего стола или из-за станка человеку хочется отдохнуть - это
так естественно. А его намеренно заставляют работать - и ничуть
не меньше, чем работал автор! А ведь книги Учителей, Стругацких,
никогда не брались начинающим читателем, чтобы решать какие-либо
проблемы. Однажды, на вопрос почему Мымра в Городе говорит на
незнакомом языке и что это значит, Б.Н. привел замечательное
сравнение, что содержание фантастического романа, важное для ав-
тора, для читателя подобно горькому, но необходимому лекарству.
Чтобы читатель это лекарство проглотил, требуема сладкая облатка
- "мясо" романа: интрига и антураж. Мымра - элемент этой "облат-
ки", и не ломайте голову, ребята, почему она говорит на незнако-
мом языке...
Забывать об "облатке" считается хорошим тоном. Такое впечатле-
ние, что авторы пишут в расчете не на читателя, а на "себе подоб-