"Владимир Николаевич Николаев. Якорь спасения [NF]" - читать интересную книгу автора

оказалась куда постояннее кратковременного успеха незадачливого
литератора.
Пока я вам сообщал все эти, возможно, и второстепенные, но все же
необходимые для дальнейшего повествования подробности, наши герои уже
заняли подходящий столик и даже, представьте себе, столь невероятную вещь,
успели дождаться того, что официантка обратила на них внимание. Она это
сделала, откровенно говоря, в тот еще момент, когда они только что вошли в
зал, но некоторое время все же продолжала наслаждаться беседой с подругой.
Уж так заведено у нынешних официантов и продавцов, что они в упор не видят
того, кого предстоит обслуживать. Но в этот раз то ли беседа была не
слишком интересная и значительная, то ли официантке чем-то приглянулись
новые посетители, она неожиданно для себя соизволила сравнительно быстро
подойти к ним и с рассеянным вниманием выслушать, чего им было желательно.
Стремясь поскорее добраться до сути нашего повествования, не стану
передавать всего разговора, в продолжение которого Чайников и Кузин
изливали друг другу души. Собственно, более всего изливал Аскольд
Чайников. Жизнь его явно не баловала. К привычным семейным невзгодам и
нехваткам теперь добавились и служебные. Илларион Кавалергардов был
крутоват с сотрудниками, он строго взыскивал порой и за малейший промах,
особенно если об этом становилось известно в руководящих инстанциях и
оттуда вдруг звонили и предлагали разобраться. Редактор "Восхода" в таких
случаях разбирался с быстротой молниеносной, он не желал слушать никаких
объяснений сотрудников, по вине которых ему, главному, будто бы пришлось
отдуваться и краснеть, хотя вся редакция отлично знала - чего-чего, а уж
краснеть-то их Илларион, как звали его за глаза, разучился, должно быть,
еще со школьных лет, а возможно, и еще раньше. Промахи у Аскольда
Чайникова, правду говоря, бывали. По большей части даже не промахи, а
всего лишь в отдельных случаях слишком прямые, лишенные какой-либо
дипломатии ответы, вызывавшие гнев и обиды отвергнутых авторов, не
стеснявшихся и пошуметь и поскандалить, дойти до главного, а то и
обратиться с прочувствованной жалобой в самые высокие инстанции.
Избежать этого, по правде говоря, не только нашему Аскольду, а и
любому другому работнику на его месте при всем желании и самой искусной
изворотливости не удалось бы. Надо заметить, что Кавалергардов
облагодетельствовал Чайникова весьма своеобразно. Он не сделал его членом
редколлегии, не посадил возглавлять поэтический отдел, на что Аскольд
втайне надеялся, даже не назначил заниматься стихами, а, желая освободить
сотрудников от второстепенной и утомительной работы и приглядеться к тому,
какую степень преданности он выкажет, назначил заниматься редакционным
самотеком.
Блажен тот, кому неизвестно само это слово! Для непосвященных кратко
скажу: самотек - это мешки с романами, повестями, рассказами, поэмами,
драмами, стихами и произведениями всех иных мыслимых жанров, но более
всего со стихами, кои присылают в редакцию со всех концов обширного нашего
Отечества алкающие известности и славы. И с каждым днем число тех, кому
известность и слава крайне необходима, без них им и жизнь не в жизнь,
растет не в арифметической, заметьте, не в арифметической, а в
геометрической прогрессии!
И рабочее место Чайникову было определено не в обычной редакционной
комнате, пусть перенаселенной так, что между столами можно протиснуться