"Владимир Николаевич Николаев. Якорь спасения [NF]" - читать интересную книгу автора

прозаический по тем временам физмат.
Аскольд в учении не слишком преуспел, кое-как одолел два курса, но
зато ухитрился выпустить сборник стихов. Известный критик в обзоре
благосклонно отозвался о первых опытах молодого поэта, расхвалил одно из
стихотворений, пообещав, что, если автор будет упорно работать, его
ожидают заметные успехи. Неожиданные похвалы так обрадовали Чайникова, что
он почел себя чуть ли не гением. На трудившихся в поте лица однокурсников
стал смотреть как на мелкоту, общение с которой ему ничего не дает и дать
не может.
Первый ощутимый гонорар позволил молодому поэту чуть ли не на равных
участвовать в застольях с известными и признанными мастерами стиха,
которые, как выяснилось, далеко не все утруждали себя приобретением
знаний, а брали преимущественно "нутром". Иные из них утверждали, что
главное для поэта - это самое "нутро". Есть "нутро" - будешь поэтом, а
нет, так нет, тут уж никакие знания не помогут. Чайников уверовал, что
"нутро" у него, безусловно, есть, стало быть, о будущем нечего и
беспокоиться. Решив так, ушел с третьего курса и зажил легко и вольно.
Пошли литературные вечера, встречи с читателями, творческие командировки,
кружившие голову в прямом и переносном смысле.
Вслед за первым поэтическим сборником Аскольд с некоторыми
интервалами, впрочем, не столь продолжительными - шла очередная кампания
по усиленному выдвижению молодых, - выпустил вторую, а затем и третью
книжки стихов. Имя Аскольда Чайникова замелькало на страницах газет и
журналов. К нему пришла если не громкозвучная слава, то достаточно
лестная, вполне устраивавшая его известность.
В эту пору скромный младший научный работник, каким числился в одном
из академических институтов после успешного окончания университета Никодим
Кузин, случалось, грелся в лучах славы своего школьного друга. Он еще по
школьной привычке посещал литературные вечера, радовался успехам знакомого
поэта, громче всех аплодировал ему. Во всяком случае, в те годы, теперь
уже сравнительно далекие, не Аскольд Чайников искал встреч с Кузей и время
от времени напоминал о себе. Правда, молодой поэт охотно и без обидного
снисхождения оказывал знаки внимания тихому и милому школьному другу,
которому приятно было поддерживать отношения с добившимся признания
поэтом.
Однако даже блеснувшая яркая литературная известность не столь
прочна, как это может показаться со стороны. Звезда Аскольда Чайникова
через некоторое не столь даже и продолжительное время отчего-то стала
тускнеть, тускнеть и чуть было вовсе не померкла. Из модного и
щеголеватого молодца он как-то незаметно для себя и невероятно быстро для
окружающих превратился в обрюзгшего и потертого, ничем не примечательного
мужчину неопределенного возраста, на лице которого довольно отчетливо
начала проступать печать довременного увядания.
Стихи Чайникова все реже и реже проскакивали на страницы журналов и
газет, появлялись нерегулярно даже в поэтическом ежегоднике, отдельными
сборниками и вовсе перестали выходить. В редакциях его встречали с
выражением досады на лице, которого не пытались даже скрыть, к оставленным
стихам прикасались с большой неохотой, презрительно выдавливая: "Опять
этот Чайник притащился!" - и отказывали даже в тех случаях, когда можно
было бы и не отказывать.