"Павел Нилин. Интересная жизнь (Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга)" - читать интересную книгу автора

несколько раз играл в карты - в двадцать одно - по копейке. Игра ему
нравилась, тем более везло: однажды в вечер выиграл почти полтинник.
- Не обольщайтесь, коллега, - сказал ему студент, как раз проигравший в
тот вечер. - Известно, что кому везет в карты, тому всегда не везет в
любви. Или вам все равно?
- Все равно, - ответил Бурденко. И больше никогда не играл в карты.
- Почему?
- Некогда, - говорил он студентам, удивлявшимся, что он вдруг перестал
выходить к общему столу и все сидит по вечерам у себя, за печкой,
обложившись книгами, хотя до экзаменов еще далеко.
Что же он делал там у себя за печкой?
Оказывается, он, как в детстве, "готовил уроки", перечитывал, выправлял
собственные записи сегодня прочитанных лекций. Он считал, что записанное
лучше укладывается в памяти, или, как говорят, усваивается, то есть
становится своим.
- Я тяжелодум, - впоследствии признавался Бурденко. - В этом мой
заметный и существенный недостаток, но в этом же притаилось, пожалуй, и
мое достоинство: один раз и как следует усвоив что-нибудь, я удерживаю это
с необычайной крепостью. Очень легко, например, мне давалась анатомия. На
нее я затратил лучшие часы и дни. Да что там часы и дни - лучшие годы моей
жизни. И все-таки...
Это присловье "и все-таки" часто повторялось в речи Бурденко. И за этим
присловьем чувствовалось что-то недоговоренное, недоделанное, что-то
такое, что постоянно тревожит его.
До самой смерти он сохранил привычку, выработанную, должно быть, еще с
юности, - подводить как бы итог каждому протекшему дню и готовиться к
тому, что наступит завтра, послезавтра или "когда-нибудь".
- Всегда неплохо забежать, заглянуть вперед, угадать, что будет. Тогда
наверняка не отстанешь, - говорил он.
По курсовому расписанию еще не было закончено изучение костей скелета,
а Бурденко, чтобы лучше запомнить, уже срисовывал из учебника мышцы, делал
свои пометки и записи, не подозревая, какие неприятности ожидают его с
этими - будь они неладны - мышцами.
А неприятности уже придвинулись вплотную.
Вступительная лекция и все последующие о мышечной системе были
назначены в том самом двухэтажном здании, о котором так много всякого
наслушался Бурденко. Кое-кто из первокурсников уже побывал не однажды там.
А Бурденко пошел туда впервые только на лекцию о мышцах.
И как будто ничего особенного. Вошли в просторное помещение, разделись
в гардеробной и поднялись на второй этаж. И тут на двух больших мраморных
и обитых цинком столах Бурденко увидел две обнаженные, должно быть
восковые, фигуры. Одна из них была женская, Бурденко почему-то в первое
мгновение задержал взгляд на ее ступнях. Они почему-то показались ему
синеватыми. И только всего.
Все студенты прошли мимо этих фигур в глубину помещения, где стояли
полукругом скамьи и профессорская кафедра. На кафедру поднимался
профессор.
Бурденко узнал еще издали Эраста Гавриловича Салищева, к которому уже
питал симпатию.
- Чуть поживее рассаживайтесь, коллеги, - говорил профессор. - Нам