"Павел Нилин. Интересная жизнь (Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга)" - читать интересную книгу автора

обнаженных мертвых тел. Но он не думает о них, не отвлекается. Правда,
что-то все время пощелкивает около него. Что-то переливается, плещет,
шуршит. Шелестит бумага на одном из дальних столов. Ну и пусть шелестит.
Там приоткрыта форточка и ветер шевелит кем-то оставленной газетой.
Бурденко сожалеет только, что нет Тимофеича. Приходится самому
переносить труп на удобный стол под большой лампой. А труп тяжелый, хотя
человек был пожилой - лет, пожалуй, за семьдесят. Бурденко никогда не
будет за семьдесят. Он всегда будет молодым. Впрочем, и об этом он сейчас
здесь, в мертвецкой, не думает. Он думает, как лучше уложить труп, чтобы
можно было вскрыть бедро с левой стороны. И чтобы свет от лампы ничто не
заслоняло.
А музыку из женской гимназии все еще слышно. Даже удивительно, что ее
так хорошо слышно здесь - почти что в подземелье. Хотя что же
удивительного - тут есть отдушины и большие слуховые окна, а также две
форточки.
Гимназистки в коричневых платьях, с белыми узенькими кружевными
воротничками и с пелеринками сейчас вот, в эту минуту, наверно, стайками
выбегают на широкую парадную лестницу - встречают гостей.
Все это лезет в голову студенту Бурденко. И пирог с нельмой. И
натуральные виды Венеции. И Эльза Старк. Она не только поет, но и,
говорят, зажигательно пританцовывает. Но какое дело студенту Бурденко до
нее? Он осторожно, как на живом - вот именно, как на живом, - делает
надрез на трупе. Однако медлить нельзя. Это завещал великий Пирогов,
оперировавший еще в те времена, когда не было никакого наркоза. Чем
быстрее совершается операция, внушал он, тем меньше страданий для
больного. Но торопиться тоже нельзя.
- Нельзя допустить, чтобы руки со скальпелем шли впереди головы,
продвигались быстрее мысли хирурга.
Это внушает уже Эраст Гаврилович Салищев.
- Хирург должен, - говорит он, - не только знать, что делает, но и
предвидеть, насколько возможно, неожиданности, с которыми, кто знает,
придется встретиться, столкнуться в процессе операции. Неожиданности не
должны ошеломлять хирурга.
Вот это все держит в памяти студент Бурденко, пытаясь повторить на
трупе - какое самомнение - одну из знаменитых операций Салищева. Он это
делает по собственной воле, без задания, даже, можно сказать, тишком,
пользуясь случаем, что ему попался удачный труп, пользуясь тем, что в
качестве препаратора может теперь в любое время входить в мертвецкую. И в
анатомический театр. В любое время - вечером и ночью. И очень хорошо, что
никто сейчас не наблюдает за ним. Это просто счастье, что никто не
наблюдает. Нет, кто-то все-таки наблюдает. Такое чувство, что кто-то
наблюдает.
Студенту становится вдруг страшновато. Даже очень. Но это, он думает,
мистический страх. От усталости. И этот страх надо подавлять. Ведь некому
сейчас тут подглядывать за ним.
А все-таки кто-то подглядывает. Чей-то глаз он все время чувствует на
себе. Но продолжает работать. И работа, естественно, увлекает его. Нет, он
не думает сейчас над биографией этого мертвого человека. Некогда ему
думать об этом. Но что это за странная синева под кожей? Ага, понятно, это
угольная пыль. Неизвестный этот мертвый человек был, вероятно, шахтером.