"Павел Нилин. Знаменитый Павлюк" - читать интересную книгу автора

когда мы выяснили, что заказов невыполненных почти нет, а есть только не
выданные заказчикам две печки, шесть ведер и кожух для кипятильника, и
когда я уже собрался уходить, пришел Павел Дементьевич Линев, весь мокрый
от дождя, хотя и с зонтиком.
Поздоровавшись, он начал кашлять, сказал, что простудился от сырости, и
сообщил, что на примете у него есть хороший доктор, который берет
недорого, и очень было бы неплохо, если б этот врач посмотрел Павлюка.
- Поздно уж меня смотреть, - улыбнулся невесело Павлюк. - Поздно, Павел
Дементьевич. И ни к чему. Нету смысла...
- Ну, не скажите, Андрей Петрович, - возразил Линев. - Сейчас есть
очень хорошие лекарства. И если вы согласны, я вместе с вами могу сходить
к врачу. Это тут недалеко, на Извозчичьей горе. Кукшин, доктор. По всем
внутренним болезням...
- Поздно, - опять сказал Павлюк.
Но говорил он это так, что можно было подумать, будто он только
упрямится, а на самом деле еще совсем не поздно.
После прихода Кости Уклюжникова и особенно после разговора с Павлом
Дементьевичем Линевым Павлюк как будто посвежел, как будто приободрился.
- Хороший у нас народ, - почти весело сказал он, проводив Линева. -
Хороший, совестливый, чувствительный. Среди хорошего народа живем...
Говорил он это, как всегда, самому себе, по-прежнему не замечая меня.
Но я все-таки вмешался в этот его разговор с самим собой и сказал:
- Ну да, очень хороший! Все только приглядываются, прицениваются:
отдай, уступи, продай по дешевке...
- Эх ты, голубь! - вдруг засмеялся Павлюк и потрогал меня за плечо. В
первый раз потрогал по-свойски. - Это ты про кого говоришь? Про Варкова?
Про Хинчука? Это, брат, еще не народ. Эти только живут около народа. Народ
- это мастеровые, у кого ремесло в руках и кто необходимое дело делает.
Вот это называется народ...
Помолчав, походив с довольным видом по подвалу, он, как здоровый,
улыбнулся весело и сказал:
- Хорошего народу больше на свете, чем плохого. А если б было наоборот,
ничего бы не было. Ни паровозов, ни пароходов. И даже каменных домов
трехэтажных не построили бы...
Никогда еще Павлюк не был таким веселым, как в этот вечер. И утром еще
на другой день он был веселый.
А к вечеру следующего дня вдруг опять увял, нахмурился, стал зябко
втягивать голову в плечи.
После работы он, как обычно, собрал инструмент, перетер его
прокеросиненной тряпкой, велел мне подмести пол и, когда я подмел, сказал:
- Завтра не приходи.
Я спросил:
- Почему?
- Потому, - сказал он угрюмо. - Я помру завтра.
Я не очень удивился, но немного растерялся все-таки. И сказал
растерянно:
- Ну, покамест до свиданьица, Андрей Петрович.
Позднее я много раз вспоминал эту глупую фразу.
Мне казалось позднее, что я мог бы сказать на прощание какие-нибудь
более значительные, более умные, душевные слова. Я любил и уважал моего