"Павел Нилин. Завтра (про войну)" - читать интересную книгу автора

У обочин валяются опрокинутые, разрушенные бомбой и заметенные
последней предвесенней вьюгой немецкие пушки, сгоревшие танки с порыжевшим
знаком свастики, изрешеченные пулями кузова автомобилей. И вдоль широкого
шоссе, за кюветами, тянутся длинной шеренгой бесчисленные немецкие кресты,
срубленные из наших юных, нежных березок.
Но в России еще много берез, и сосен много, и елей.
Ранним утром заморенная лошаденка, которая вместе с хозяевами своими
долго скрывалась от немцев в лесу, тащит из леса в деревню, в колхоз,
напрягая все силы, три огромных сосновых, остро пахнущих весной бревна.
Не вытянуть бы их ей одной, если б в оглобли не вцепились женщины,
дети.
Всей деревней, всем колхозом помогая коню, они тащат из леса эти три
огромных бревна.
И притянут еще десять, сорок, тысячу, две, три, сколько надо, чтобы
восстановить деревню.
Плотник Злобин Антип Захарович, крепкий, сильный, жилистый старик,
скинув полушубок и поплевывая со страстью в ладони, берет топор и с
хрустом, ловко обтесывает бревна.
Немцы сожгли его избу, расстреляли у оврага его единственного сына и
его самого повели было на расстрел.
Но в самый последний момент из трех солдат, которые вели его на тот
свет, двух потребовало к себе зачем-то начальство, а одного немца за
околицей окружили бабы и слезно просили отпустить старика. Ведь это
плотник-то какой знаменитый, его и в Москве даже знают!
- Не губи его, ваше благородие! - умоляли солдата бабы. - Он никому
никакого вреда не сделал, не губи его, пожалуйста. Побойся греха. А то мы
тебя растерзаем...
Но немец не внял их просьбам, пугал их своим автоматом и сердито кричал
им, как собакам, какое-то собачье слово: "Цурюк!"
Тогда озорная крупная баба Степанида Любина бросилась на немца сзади,
свалила его в снег, и с немцем сделали то, что и обещали.
А Антип Захарович Злобин, человек действительно добрый, несмотря на
свою фамилию, незлобивый, низко поклонился бабам за спасение своей души,
поднял немецкий автомат и ушел в лес, к партизанам.
Теперь он обтесывает бревна, из которых будут строиться новые колхозные
избы, и на теплом предвесеннем солнце поблескивает его топор, и летят
пахучие щепки.
Около него, невдалеке, на развалинах колхозной школы, поместил горн
кузнец Барыка Михаиле Осипович.
Хромой после немецкой пули, он работает, кует болты для плуга, а у
наковальни стоят его костыли. Но он, должно быть, забыл про них,
охваченный азартом труда, по которому давно истосковались душа и руки,
тяжелые, цепкие руки кузнеца.
Огонь озорно и яростно ворчит в горне. Осиротевший мальчонка лет семи,
Сережа Пехов, старательно раздувает мехи, гордый порученной ему важной и
ответственной работой.
Много надо железа, чтобы привести в порядок разрушенное хозяйство. И
железо надо найти самим.
У горна лежат остов фашистской пушки, половина танка и тяжелая
блестящая деталь бомбардировщика "Юнкерс-88".