"Галина Николаева. Жатва" - читать интересную книгу автораУгренские леса после стрелецкого бунта еще при Петре Первом. Была темтовцы
высоки, могучи и осанисты, а Петр Матвеевич до войны даже среди сородичей выделялся ростом и дремучей бородой необыкновенного фасона, - густая, кудрявая, золотистая, она расходилась на две стороны и прикрывала шею и грудь. Василий всегда смотрел с почтением и завистью на могучую фигуру старика и в молодости старался подражать его достойной осанке и степенной речи. Теперь ему тягостно было видеть унылое лицо и согнутую спилу Матвеевича. "Захирел, старик, зачах, подстать коням", - подумал Василий. - И с чего же начался упадок на ферме? - в десятый раз себя и других спрашивал он. Поразмыслив, Матвеевич сказал задумчиво: - Пожалуй, что с Валкина это пошло. Сперва были много им довольны: он мужик тихий, уговорный... Все, бывало, "голуба-душа" да "голуба-душа". Поговорка это у него была. Хлеба на трудодни выдал полной мерой. Ну, бабы, конечно, рады! Валкину от народа почет и уважение, а как подошел сев, глядь-поглядь, а сеять-то и нечего! Доголубились! Стали зерно обратно собирать с колхозников... Тоже меня снаряжали ходить, - с неудовольствием вспоминал Матвеевич: - "Ступай, говорят, тебя, говорят, народ посовестится". Ну, насобирали не знамо что; не то зерно, не то мякина. Валкина, конечно, сняли, однако с этого хлеб не вырастет! Клеверища, конечно, не стали распахивать - их пахать тяжело, - все одно, что целину. Они у нас ельником заросли. Севообороты нарушились. Так и захудали. С того и пошло! Землю вовсе остудили. Ныне у нас не то что скотского навоза, а и синица-то на наших полях помет не мечет. И ей у нас позариться не на что! Так и стали мы самые называли, а потом приобвыкли. И имя-то свое потеряли!.. Не колхоз "Первого мая", а "отстающий". Как на совещании в Угрене заговорят "отстающий", так мы затылки чешем, - про нас, значит. Только овцеферма принесла Василию неожиданную радость: здесь не чувствовалось упадка, а, наоборот, было явное улучшение по сравнению с довоенным временем. Когда Василий видел ферму в последний раз, овцы были беспородные и пестрые и только вновь завезенные цигайские бараны Рогач и Беляк выделялись пушистой белоснежной шерстью. Теперь, когда хозяйка овцеводческой фермы бабушка Василиса привела Василия на ферму, он просиял от удовольствия. Крупные овцы тянули к Василисе белые темноглазые морды из огороженных низкой изгородью загонов, а ягнята, заслышав ее голос, посыпались оттуда, как пух, через маленькие воротца, оставленные для них в изгородях. Они окружили Василису. Доброе морщинистое лицо ее приняло выражение сдержанной гордости. "Знаю, что похвалишь меня, - говорили ее лучистые глаза, - да и как тебе не похвалить меня, а мне не погордиться!" Она наклонилась к ягнятам, гладила их пушистые спины коричневыми сморщенными руками. - Ишь роятся, словно пчелы над медом. Во многих ли колхозах такие ярочки? Беленькие, пушистенькие, словно облачко в небе. Огромный баран тянул из-за перегородки горбоносую морду и все пытался поддать Василия мощным, загнутым в несколько витков, штопорообразным рогом. - Охраняет! - гордясь бараном, объяснила Василиса. - Он у нас строгий! Только заглядись, зазевайся, он тебя - раз рогом! Такой распорядительный! |
|
|