"Грегори Норминтон. Портрет призрака" - читать интересную книгу автора

вино с пряностями, вышагивает на середину огромной комнаты, уперев свободную
руку в бок, и улыбается гостю.
- Прямо фабрика, - говорит Дигби, желая похвалить это место.
- Нет, фабрика - это мой дом в Лондоне. А здесь лавка ремесленника, где
я выполняю не особо срочные заказы.
Держа кубок возле рта, Дигби поверх него рассматривает мольберт и
висящие на стене палитры, густо испещренные присохшей краской, - точно
фамильные щиты в замке аристократа. На них застыли мазки охры, кошенили и
киновари, но Дигби не знает названий этих красок. Он заглядывает в какой-то
горшочек, осторожно приподнимает пальцем край сальной пленки * и
обнаруживает под ней что-то белое.
______________
* обычно вырезалась из внутренностей животных (например, стенки
желудка) и накладывалась на поверхность краски для предохранения от
загрязнения, высыхания и окисления. - Примеч. пер.

- Чистейшие свинцовые белила, - поясняет Натаниэль, - ими делают блики
света в глазах.
Что-то непристойное есть во всем этом доме, думает Дигби, морща нос над
ворохом засаленных тряпок, измазанных в краске. Он направляется к большому
холсту на мольберте, возле которого чувствуется запах льняного масла и
козьего клея. На полу листьями гигантского дерева рассыпаны бумаги; на
скамьях в горшочках вверх щетиной стоят кисти, напоминая вывороченные с
корнем стволы. Натаниэль зажигает лампу и ставит ее на скамью возле
мольберта.
- Когда-то ты нарисовал мой портрет, - вспоминает Дигби.
- Было дело. А теперь...
- Он все еще у тебя? Тот портрет?
Натаниэль перестает улыбаться. Под настойчивым взглядом Дигби он
отводит глаза и быстро моргает - должно быть, копоть попала.
- Наверное, остался со всеми моими бумагами, - отвечает он, - тогда,
десять лет назад...
- Может, ты сумел его спасти?
- Я... думаю, он остался там. А теперь - вот!- торжественно объявляет
Натаниэль, поднимая лампу, чтобы осветить холст. - Моя самая большая на
нынешнее время работа. Конечно, завтра можно будет разглядеть ее получше. От
этих светильников никакого толку.
Дигби смотрит на полотно. Он не обращает внимания на ярко-красные
драпировки, великолепные шелка и превосходно переданный глянец на фруктах.
- Это же непристойно, - говорит он.
- Что ж, ты откровенен. Мне заказал ее граф Суррейский, человек
утонченных вкусов.
- Что это за шлюхи?
- Девять муз. Эта юная девица - Мир, а рядомс ней пышная матрона - это
Изобилие.
- Что она делает со своими грудями?
- Сцеживает из них молоко. А херувимы, вот здесь, это отпрыски
Изобилия, они ловят губами капли. Вижу, ты не одобряешь такого.
Дигби предпочитает оставить свое мнение при себе. Мотая головой, словно
ломовая лошадь, он тычет пальцем в холст и выпаливает: