"Ганс Эрих Носсак. Перочинный нож" - читать интересную книгу автора

которых было больше опыта и которые могли бы подсказать, как следует
поступить в такой ситуации.
Вот бы вам посмотреть на эту толчею! Они стекались буквально со всех
сторон. Посмотреть? Я сказал "посмотреть"? Да, вы правы: как это так -
"посмотреть"? Потому что они, конечно... И все же это можно было увидеть.
Ночь ломилась ко мне в комнату. И ночь, и яблони - все. Ужасная получилась
сутолока. Словно картина, написанная на холсте, ерзает в своей раме или
шевелится кулиса, изображающая яблони на фоне ночи. А может, не кулиса, а
тяжелый занавес, пусть так: но позади-то толпятся они. Я бы мог
дотронуться до них, и они до меня дотрагивались. А перед окном, где я
стоял, началась форменная давка. Там они напирали с такой силой, что
картина едва не лопнула.
Материал, на котором она была написана, удивительно эластичный и
упругий. К тому же непрозрачный. То есть непрозрачный для меня, ибо они,
находившиеся снаружи, видели меня совершенно отчетливо. Какая-то
современная пленка. Бывают такие очки - с зеркальными стеклами. Тот, кто
их носит, видит все, что хочет, а остальным видно только пустое зеркало, а
глаз не видно. Очень неприятное ощущение, ничего не скажешь.
Пленка эта еще и звуконепроницаема: я ведь уже говорил - ни звука не
было слышно. Ну что тут станешь делать с этаким-то материалом? А что бы вы
сделали? Поставьте себя на мое место. Я задержал дыхание и еще больше
высунулся из окна, чтобы хоть что-то услышать. Можно сказать, вплотную
прижался ухом к этой самой пленке. Не знаю уж, как ее и назвать. "Ну
пожалуйста, чуть погромче!" Может, я даже повторил свою просьбу несколько
раз. Разве все упомнишь?
Наконец они, видимо, смекнули, что я их не слышу. Но выпуклость на
картине не исчезла: чтобы лучше видеть, они навалились всей своей тяжестью
на пленку и молча глядели на меня. А те, что стояли подальше, поднялись на
цыпочки и оперлись на тех, что впереди. Вероятно, теперь уже и они боялись
вздохнуть. Возникла как бы пауза, стало совсем тихо. Более, чем тихо, ибо
тихо было и раньше. Они наверняка подали друг другу знак: Тес! Тес! Не
мешать!
Тут я увидел, до чего они додумались. Вероятно, среди яблонь нашлась
одна, у которой и ума, и опыта было побольше, чем у других. Она-то им и
присоветовала. Ее они и дожидались. И вдруг я увидел это.
Поначалу только какое-то светловатое пятно. Прямо у самого окна - там,
где картина особенно сильно выгибалась вперед. А может, даже уже в
плоскости самой рамы. Я решил сперва - обман зрения. И зажмурился, чтобы
не поддаться обману. Но когда я открыл глаза, то увидел пятно еще
явственнее. Оно стало отчетливее и проступало все яснее и яснее. При этом
оно светлело. Они что-то преподносили мне, очень медленно и осторожно.
Очевидно, чтобы меня не отпугнуть. Они приложили это к пленке, которая нас
разделяла, прямо к моим глазам, прижали к ней, чтобы мне лучше было видно,
и терпеливо ждали, что я буду делать.
Оказалось, что это был листок бумаги. Простой листок белой почтовой
бумаги. На нем было что-то написано. Крупными четкими буквами. Нашими
буквами. Причем моим почерком. Они скопировали мой почерк, чтобы мне было
легче прочесть и чтобы я их наконец понял. Теперь они стояли и напряженно
ждали.
Большими буквами там было написано... Пожалуйста, приготовьтесь к