"Амели Нотомб. Влюбленный саботаж" - читать интересную книгу автора

что он был похож на картинку из модного каталога для детей аппаратчиков.
Мы ненавидели его за это.
Однако, у нас не было причин не взять его в армию. Елене война казалась
смешной, и она смотрела на нас свысока. Клавдио же хотел таким путем сойти
за своего и был готов на все, чтобы его приняли.
И его приняли. Мы не могли рисковать дружбой с итальянцами, среди
которых была великолепная Джиан, не приняв в армию их соотечественника.
Самым досадным было то, что сами итальянцы ненавидели новенького, хотя их
обидчивость всегда была непонятной.
Это было не столь важно. Клавдио будет плохим солдатом, вот и все. Не
может же армия состоять из одних героев.
В глубине души мы были довольны, предвкушая колотушки, которые ему
достанутся. За это мы по настоящему симпатизировали врагу. Маленький
итальянец был таким изнеженным, а его мать носилась с ним, как курица с
яйцом.
Однажды Клавдио вернулся, хромая. Никаких следов побоев или пыток у
него не было. Он сказал, что немцы вывернули ему ногу на 360 градусов, и мы
подивились таким новым методам.
На другой день немцы пошли в атаку и разгромили наш госпиталь, а брат
Елены позабыл о своей больной ноге. Все стало ясно. Клавдио плохо говорил
по-английски, но достаточно для того, чтобы предать.
(Английский - был язык для переговоров с врагом. А раз уж наше общение
в основном ограничивалось драками и пытками, то мы никогда не называли это
"переговорами". Все Союзники говорили по-французски, и я считала это
естественным).
Итальянцы первые потребовали наказать предателя. Мы собрались на
военный совет, когда Клавдио проявил верх трусости: мать, собственной
персоной, явилась вызволять своего бедного малыша. "Если хоть один волос
упадет с головы моего сына, я вам такое устрою, на всю жизнь запомните!" -
заявила она, сверкая глазами.
Обвиняемого помиловали, но его поступок навсегда остался образцом
низости. Мы презирали его до глубины души.


Я была готова на все, чтобы подружиться с Еленой. От своей матери и
брата она, конечно, узнала об этом происшествии, а я рассказала ей о том,
как мы к этому отнеслись.
Даже ее высокомерный вид не мог скрыть некоторого огорчения. Я понимала
ее: если бы Андре или Жюльетт совершили такой проступок, их бесчестие пало
бы и на меня.
Именно так я и преподнесла Елене эту историю. Мне хотелось видеть ее
уязвленной. Однако, такое ангельское создание могло иметь лишь одно слабое
место - собственного брата.
Разумеется, она не признает себя побежденной.
- Все равно, война - глупая игра, - сказала она со своим обычным
презрением.
- Глупая или нет, но Клавдио плакал, чтобы мы приняли его в игру.
Она знала, что ей нечего мне возразить, и замкнулась в себе.
Но одно мгновение я видела, как она страдает. На секунду она перестала
быть неуязвимой.