"Валентин Афанасьевич Новиков. Острова прошедшего времени" - читать интересную книгу автора

Звонок оборвал наш разговор. Герман Генрихович взял журнал и,
подбрасывая его на ладони, как испеченную в золе лепешку, ушел в
учительскую.
Когда я пришел домой из школы, возле подъезда стояла машина "скорой
помощи". Я подумал, что ее вызвала мама, но, войдя в подъезд, на лестнице,
ведущей в подвальный этаж, увидел Тоньку. Ей что-то объяснял высокий мужчина
в белом халате. Он был чем-то недоволен, раздраженно жестикулировал и
недоуменно пожимал плечами.
Я подошел к ним. Тонька посмотрела на меня и пальцем вытерла со щек
слезы.
Из комнаты Сокальской вышла девушка в белом халате, с большой
никелированной коробкой.
- Ну, ничего, не плачь, рыженькая,- сказал Тоньке врач.- Поправится
твоя бабушка, только надо, чтобы она не волновалась, понимаешь?
- Понимаю,- Тонька снова убрала пальцем со щек слезы.
Врач и медсестра ушли. Мы с Тонькой остались вдвоем.
- Просто неудобно,- сказала Тонька.- Никакая она мне не бабушка, а
приходится скрывать. Этот дядька так ругался, что за старухой никакого
ухода. Где только черти носят шефов, я им покажу! Хотя толку-то от них -
придут, наследят... А старуха все равно одна...- Тонька засунула руки в
карманы линялой материной кофты, висевшей на ее худых плечах, как на
вешалке.
- Постой, а что с ней?
- Сердечный приступ. "Скорая" уже второй раз приезжает. А что будет
ночью?
- И никто из взрослых не приходил?
- Приходил... Как не приходил? И Светкин отец приходил, и твоя мама, и
Танькина бабушка. Побудут немного и уходят. Всем некогда, все куда-то
торопятся. Пойдем...- Тонька потянула меня за рукав.
Первый раз в жизни я вошел в комнату Сокальской. Старуха лежала на
постели, свесив к полу руку. Глаза были прикрыты тяжелыми синими веками.
Дышала она неглубоко и редко, как будто ей надо было воздуха меньше, чем
всем остальным людям.
Возле стола серый котенок играл с бахромой истертой плюшевой скатерти.
Вся мебель в комнате была мягкая, но ветхая от времени. Продавленный диван,
кресло с торчавшими сквозь обивку пружинами. На стенах какие-то старые
расколотые и склеенные тарелочки, фотографии в темных деревянных рамках.
Тонька подняла руку старухи и осторожно положила на одеяло. Потом
влезла на табуретку и, встав на цыпочки, открыла форточку. Окно не
открывалось вовсе. Меня Тонька заставила снять со стены блеклый коврик,
собрать половики и нести вытряхивать на улицу, а сама принялась мыть пол.
Когда, вытряхнув половики, я вернулся, Тонька, стоя над тазом, грела
под мышками свои замерзшие от холодной воды руки и улыбалась мне. Невозможно
понять, что она думает, то вроде бы без причины злится, то ни с того ни с
сего улыбается, а вообще она дерганая и взбалмошная. Пол она уже вымыла, в
комнате стало свежее.
И тут пришли шефы. Ввалились с портфелями, не сняв обуви.
- А ну разувайтесь! - прикрикнула на них Тонька.
Она мигом распределила обязанности - одного послала в аптеку, другого -
в домовую кухню, а третьего заставила мыть снаружи окно.