"Алексей Силыч Новиков-Прибой. Капитан первого ранга (Роман)" - читать интересную книгу автора

- А я очень рад, что попал на службу.
Говорившие повернули к нему головы и с удивлением уставились на него.
- Что дома ел? Квас с картошкой, квас с редькой да постные щи. А
здесь скоромным супом кормят и кашу дают. Я сам напросился во флот. В
нашем селе Хрипунове никакой речушки нет. Воду можно увидеть только в
колодцах и в лужах во время дождя. Одно лето мне все-таки подвезло.
Работал батраком на Оке. Это будет от нас верст сто. Там и плавать
научился и пароходы повидал. А теперь моря и океаны увижу. И уж очень мне
хочется узнать, как военные корабли устроены. Может, какой-нибудь
специальности обучусь.
- Черт с ней, со специальностью, лишь бы дома остаться! - сказал один
из новобранцев.
Псалтырев строго посмотрел на него:
- Если так каждый будет рассуждать, то мы без армии и флота
останемся. А тогда другие государства раскромсают нашу Россию по частям и
приберут к своим рукам. Хорошо будет?
Он улыбнулся и заговорил о том, как гуляли "забритые".
- Эх, и закуролесили мы напоследок! Дым коромыслом стоял! И говядинки
поели. Известное дело - все родители режут для рекрутов живность. Так уж
исстари повелось. И моя мать то же сделала. Были у нас три курицы и петух.
Пожалела она курицу: яйца, мол, будет нести. Взяла да и отрубила голову
петуху. Такого красавца больше не найти. Сильный, пером огненный. Запоет,
бывало, - на всю волость слыхать. А насчет драки - во всем селе ни один не
мог против него устоять. На спор я на нем целковых пять выручил. Вот до
чего жалко такого петуха! Лучше бы мать овцу зарезала.
Время шло, но мы, несмотря на молодость, чувствовали себя
подавленными. До рекрутчины у каждого из нас была какая-то своя особая
жизнь, свои занятия, родственники, друзья, знакомые. Почти до двадцати
двух лет, начиная с детства, мы жили - одни в городах, другие в
деревнях, - привязанные к привычным условиям. И вдруг связь с прошлым
оборвалась, и наша жизнь должна продолжаться в новой обстановке. Нас
пугали стены казармы. Мы ложились спать по приказу начальства, вставали
утром под игру горнистов и грохот барабанов. Без разрешения фельдфебеля мы
не могли завтракать, обедать, ужинать. Инструкторы оглушали нас бранью, а
мы вытягивались перед ними, выслушивая их грубые наставления. Если у кого
из нас был слабо подпоясан ремень, то инструктор сам затягивал его, до
боли нажимая коленом на живот. Казалось, что мы перестали принадлежать
самим себе, перестали быть людьми. Все первоначальное учение сводилось к
тому, чтобы в новобранцах заглушить самостоятельную мысль и превратить их
в послушные и нерассуждающие автоматы. Многие из нас старались заглянуть
вперед - что же будет дальше? И служба нам рисовалась нудной, как осенняя
слякоть, и невероятно длинной, как этапная дорога через Сибирь.
Не унывал только Псалтырев. Его серые глаза, роговицы которых были
усыпаны маленькими, как маковые зерна, сияющими точками, смотрели на все с
жадностью, - так хотелось ему скорее разобраться в новой жизни. Каждое
движение его было неторопливо и рассчитано. А месяца через полтора он стал
выявляться перед нами как исключительно даровитый человек. В самых простых
вещах он видел намеки на что-то интересное, чего другим было невдомек.
Всем людям, например, свойственно летнею порою любоваться цветами. А
Псалтырев не только любовался, как все, но и более глубоко над этим