"Алексей Силыч Новиков-Прибой. Шалый" - читать интересную книгу автора

повернулся и неуверенно, пряча голову в плечи, точно ожидая удара, быстро
засеменил ногами по палубе. Отойдя, он на ходу оглянулся: матрос, оскалив
клыкастые зубы, стоял на том же месте, шевеля тараканьими усами, несуразно
большой и сильный, а по сторонам, заметив растерянность боцмана, уже
посмеивались матросы.


II

Прошла неделя-другая.
Канонерская лодка "Залетная" спешно готовилась к дальнему плаванию,
так как внезапным распоряжением высшего начальства она переводилась во
Владивостокский порт. Работы было много. Матросы, смуглые от загара, целые
дни проводили в суете, запасаясь углем, снарядами, машинным маслом,
съестными продуктами и другими необходимыми предметами. Не оставались без
дела и офицеры, отдавая те или другие распоряжения, присматривая за
работой команды. А боцман Задвижкин, летая с одного конца корабля на
другой, охрип от крика, бранился отъявленной руганью и немилосердно
дрался.
- Копошись, окаянное племя! - хрипел он на матросов, грозясь
кулаком. - Гони работу, чтобы всем чертям на зависть стало...
Матросы, работая, отзывались о нем промеж себя:
- На кондуктора выслуживается, шкура проклятая...
- Говорят, с главным дьяволом покумился...
Всем доставалось от боцмана. Только одного Зудина он не трогал,
стараясь не замечать его, боясь с ним встретиться. А тот кое-как, с грехом
пополам выполняя свои обязанности, не принимал никакого участия в
суматохе, происходившей на корабле, и больше всего сидел в носовом
отделении, низко склонив голову, огромный и нескладный, как статуя
каменного века. Изредка он выходил к фитилю, где молча курил свою
"самокрутку" и мрачно глядел куда-то мимо людей. А если иногда случалось,
что он уставится на кого из матросов, то никто не выдерживал его взгляда,
долгого и упорного, вставал и, уходя, заявлял:
- Чтоб тебе провалиться на этом месте!.. Наградит же ведь господь бог
такими глазенапами...
Однажды темной ночью, осторожно шагая, подгибаясь под подвешенные
парусиновые койки, Зудин долго ходил по жилой палубе, чуть освещенной
электрическими лампочками, оглядываясь по сторонам, точно кого-то
разыскивая.
- Ты что ходишь? - спрашивали его матросы.
Он не отвечал, продолжая ходить, как лунатик.
Своим поведением, мрачным видом, внушавшим людям непонятный страх,
своею постоянной замкнутостью, скрывавшей его прошлое, он заинтриговал
матросов, возбуждая у них интерес к себе. О нем спорили, гадали, но никто
не мог проникнуть в темные недра его души.
В одном лишь соглашались все:
- Он не только чужого, а даже родную мать может зарезать и не
дрогнет...
Обратились к авторитету фельдшера, к молодому щеголеватому человеку с
рыжими пейсиками на висках.