"Мартин О'Брайен. Убийство по французски " - читать интересную книгу автора

трансатлантический рейс "Эр Франс". Услужливая стюардесса узнала его и,
когда они поднялись в воздух, пригласила в первый класс. В Париже - в висках
давило, голова плохо соображала от слишком большого количества выпитого на
борту самолета кларета - он на такси добрался до вокзала Гар-де-Лион и сел в
поезд, идущий на юг, в Экс. Спустя три часа взял напрокат джип и проехал
тридцать километров на северо-запад, к Кавайону. Потом повернул в горы
Люберона, следуя указателям на Сен-Бедар-ле-Шапитр, Шан-ле-Неф и Роскабен.
По мере того как дорога сужалась, похмелье становилось переносимым, плечи
казались шире, а чувство разочарования отступало. Когда он проезжал мимо
последней группки сосен, прежде чем въехать на посыпанный гравием двор
своего дома, Палм-Бич вдруг показался неизмеримо далеким.
Бенедикт провел три месяца в том приморском раю для богатых и
знаменитых, присутствуя на процессе над одним из самых известных людей
города, сыном сенатора, которого обвиняли в изнасиловании при отягчающих
обстоятельствах и в угрозах физической расправой. Это было его профессией -
сообщать о происходящем в журнале, посвященном тем самым богатым и
знаменитым и предназначенном специально для них, особенно когда избалованные
люди их круга сбивались с пути и при этом считали себя выше закона. Что, к
великому неудовольствию Бенедикта, и подтвердил процесс об изнасиловании в
Палм-Бич. После трех выпусков "Писем из зала суда", опубликованных подряд в
трех номерах журнала, подсудимый был оправдан по всем выдвинутым против него
обвинениям, невзирая на доказательства отделения. Это были отрезвляющие три
месяца обманутых ожиданий, и Макс Бенедикт, ветеран криминальной
журналистики и разъездной редактор, решил, что ему нужно отдохнуть. И здесь
единственное место на Земле, где он мог это сделать.
Макс Бенедикт купил ферму Мани 18 месяцев назад. Ветхий провансальский
mas[24], чьи обитатели, Мани и его жена, в конце концов решили, что жизнь в
городе практичнее и комфортнее, чем в деревне. Но ферма оказалась в худшем
состоянии, чем ожидал Бенедикт, и дома, в Штатах, он шутил перед друзьями,
мол, всего-навсего купил вид и теперь строит дом, из которого им можно
любоваться. Больше года держал там бригаду рабочих. Они снимали полы,
разбирали стены, перекладывали трубы, переустанавливали проводку...
пере-все-что-можно. А потом устанавливали бассейн, выдвигали вперед террасу
между домом и виноградником, с которой открывался вид на запад сквозь
высаженные по границе кипарисы, синюю глубину которых теперь прорезали
золотые лучи солнца.
Казалось, он не был здесь целый век. В душе возникло ощущение
привязанности к этой старинной ферме, угнездившейся на краю долины, к югу от
которой уходило ввысь высокогорье Любарона, привязанности столь же глубокой,
как и неизменная благодарность удаче. Остановившись у двери, он выключил
двигатель автомобиля и сквозь потрескивание горячего металла стал слушать
звуки, которые жаждал услышать: стрекот сверчков, жужжание пчел, далекую
трель птицы, шелест ветра в сосновых кронах.
Бенедикт впервые был в доме, когда там не копошились строители и не
валялись кучи мусора. Теперь все было закончено. Все уехали. Он наслаждался
одиночеством, покоем и удивлялся неожиданному ощущению собственности,
которое возникло в душе. Не включая ни одной лампочки, убедившись лишь, что
электричество подключено, Бенедикт прошелся по комнатам. Шершавые каменные
стены выкрашены в белый цвет, крошечные окна открыты, а сгнившие половые
доски заменены на струганный клен и прохладный мрамор - все что он просил. И