"О.Генри. Как истый кабальеро" - читать интересную книгу автора

озарила сумеречную тень чащи, словно вновь взошло солнце. Все знакомые ей
мужчины были невысоки ростом и смуглы. Даже Козленок при всей своей славе
был тщедушен и одного с ней роста, а его черные прямые волосы еще больше
подчеркивали холодную мраморность лица, способного остудить полуденный жар.
Ну, а Тонья... Язык слишком беден для ее описания, но возместите его
нищету богатством своего воображения. Сходство с Мадонной ей придавали
разделенные на прямой пробор, туго стянутые на затылке иссиня-черные волосы
и огромные, полные латинской грусти глаза, а во всех ее движениях сквозили
скрытый огонь и жажда чаровать, которые она унаследовала от гитан Басконии.
То же, что было у нее от колибри, то, что обитало в ее сердце, оставалось
для вас тайной, если только алая юбка и синяя кофта не подсказывали вам
символический образ этой шаловливой пичужки.
Новоявленный солнечный бог попросил напиться. Тонья налила ему воды из
глиняного кувшина, висевшего под жердяным навесом. И Сэндридж поспешил
спрыгнуть с коня, чтобы избавить ее от лишних хлопот. Я не люблю
подглядывать и не претендую на умение проникать в глубь человеческих сердец,
однако по праву летописца я утверждаю, что не прошло и четверти часа, как
Сэндридж уже учил Тонью плести сыромятный ремень из шести полос, а она
рассказывала ему про английскую книжечку, которую ей подарил странствующий
падре, и про хроменького chivo*, которого она выкармливает из бутылочки, -
без них она совсем, совсем загрустила бы.
______________
* Козленок (исп.).

Из чего как будто следует, что бастионы Козленка нуждались в ремонте и
что сарказмы генерал-адъютанта пали на бесплодную почву.
Вернувшись в лагерь у водопоя, лейтенант Сэндридж торжественно объявил
о своем намерении либо уложить Козленка Франсиско в черноземную почву долины
Фрио, либо представить его перед лицом судьи и присяжных. Все это звучало
очень по-деловому. И с этих пер он дважды в неделю отправлялся верхом к
Волчьему Броду, чтобы вести тоненькие, с легким лимонным отливом пальчики
Тоньи по хитросплетениям медленно удлиняющегося ремня. Научиться вязке из
шестидесяти полос не так-то просто, но учить этому очень легко.
Лейтенант знал, что может в любую минуту повстречаться здесь с
Козленком. Он держал свое оружие наготове и то и дело косился на чащу
опунций за хижиной. Так он рассчитывал одним камнем сразить коршуна и
колибри.
Пока солнечновласый орнитолог вел эти исследования, Козленок Франсиско
тоже занимался своим профессиональным делом. Он хмуро учинил стрельбу в
питейном заведении крохотного скотоводческого поселка на Кинтана-Крик, убил
наповал местного шерифа (аккуратно всадив пулю в самый центр его бляхи) и
угрюмо ускакал, недовольный собой. Какое удовлетворение может ощутить
истинный художник, сразив пожилого человека со старомодным "бульдогом"
тридцать восьмого калибра?
И вот на пути от Кинтана-Крик Козленок внезапно впал в тоску, которая
охватывает всех мужчин, когда попирание закона перестает дарить им прежнее
острое наслаждение. Он жаждал услышать от любимой женщины, что она
принадлежит ему, несмотря ни на что. Ему хотелось, чтобы она назвала его
кровожадность мужеством, а его жестокость - рыцарственностью. Ему хотелось,
чтобы Тонья напоила его водой из глиняного кувшина под жердяным навесом и