"Как пал Дийнавир" - читать интересную книгу автора (Майра)

Глава VI

Ближе к вечеру, когда ниже перевала уже начал сгущаться холодный туман, аарцы пошли на приступ. Впрочем, отряды нападавших, хоть и внушительные, были явно малы для того, чтобы прорвать защиту Дийнвира. Враги атаковали стены в трех местах, нигде не добившись заметного успеха, но, судя по бурному движению в неприятельском лагере, вскоре на смену отступившим должен были прийти другие. Аарет выбрал тактику изматывания противника, как будто тянул время.

Заговоренные Владеном доспехи спасли жизнь уже не одному ратнику, и заклинание точности, наложенное на оружие защитников Дома на Перевале, тоже действовало успешно. Его мастерство было способно на гораздо большее, но он знал, что такие действия не вызовут одобрения ни у самого Треллена, ни у его подчиненных. К тому же Владен не обольщался: его враг был могуч, изобретателен и в делах войны поднаторел лучше самых искусных полководцев Гарселина…

В полдень Анека отправился помогать раненым, а Владен остался при Треллене. Старший владыка Дийнавира был еще слаб и при попытке встать с постели едва удержался на ногах, но больше не проваливался в долгий бесчувственный сон и мог прекрасно оценивать происходящее. К нему то и дело являлись посыльные, он отдавал приказы – коротко, четко и проницательно, как будто видел все, что творилось снаружи, собственными глазами. Когда Треллен и его наследник оставались наедине, волшебник чувствовал на себе дядин взгляд, но, пару раз подняв голову в ответ, понял, что мысли старшего Дийнастина заняты не им. Оба большей частью молчали, и непонятно было, тягостно для другого это молчание или желанно.

Владен продолжал размышлять о своей встрече с Ааретом. Ему с трудом удавалось подавлять смятение, даже панику, оставшиеся в душе после их столкновения. Молодому магу и раньше приходилось иметь дело с теми, кто сознательно выбрал Тьму. Одни рассчитывали на снисхождение ночных богов, полагая, что после ухода последних светлых владык на земле воцарятся мрак и ужас. Другие таили обиду на небесных творцов за то, что те удалялись, оставляя мир на произвол судьбы. Третьи были очарованы тайной, окутывавшей ночные ритуалы. Четвертых просто влекла кровь – темные боги алкали кровавых жертв: животных и птиц, а то и людей, которых закалывали на низком плоском алтаре… Все это были чародеи невысоких ступеней посвящения, неглупые, опытные, и при этом все еще очень похожие в своей магической сути на Владена и других мастеров Сумерек. Но государь Аара больше не был человеком.

– Если бы Аарет просто собирался смести нас с дороги, он уже сделал бы это, – раздался рядом спокойный голос Треллена. Владен вздрогнул от неожиданности. – Хотел бы я знать, что ему на самом деле нужно!

Волшебник помедлил с ответом. Он до сих пор не решил для себя, как лучше посвятить старшего Дийнастина в тайну Аарета. Даже для самого Владена, чья власть над явлениями и вещами была намного больше власти обычного смертного, это открытие оказалось потрясением, чуть не убившим его разум. Но скрывать правду было нельзя. Молодой маг осторожно сказал:

– Он знает, что Дийнавир – это не только стены. Разрушить крепость для владыки Аара не значит победить.

Они впервые за долгое время встретились глазами. Треллен несколько мгновений испытующе смотрел на племянника, потом кивнул.

– И чего нам ожидать от его темной магии? Ты можешь предположить?

Владен сжал сцепленные пальцы. Костяшки побелели, но его внутренняя, душевная боль была так сильна, что телесной он совсем не почувствовал.

– Даже больше того. Я говорил с государем Аара.

Треллен молчал, пока племянник не поднял голову и не посмотрел ему прямо в глаза.

– Где и когда вы виделись?

– Сегодня утром. Где… Трудно объяснить это тому, кто далек от магии. Есть некое место, опасный, изменчивый мир, где мы встречаемся с соперниками для мистических поединков. Я заставил Аарета прийти, чтобы выведать его намерения и сразиться с ним. Мы состязались. Он завлек меня в ловушку, о которой мне трудно было даже предположить. Я долго не мог определить, что за сила мешает мне из нее вырваться, пока наконец не понял, что…

Даже сейчас при мысленном возвращении к тому разговору у Владена сжалось горло, а мгновенно разбухшее сердце несколько раз сильно и болезненно ударилось о ребра.

– Что же?

Волшебник собрался с мужеством.

– Аарет умер. Его тело – полая скорлупа, его имя – только звук. Ааром правит сам владыка Ночи. Дийнавир противостоит Темному богу.

Наступила тишина. Владен сидел, едва сдерживая трепет, который рвался перерасти в дрожь.

– Ты смотрел ему в лицо?

– Да, – ответил Владен и содрогнулся. Треллен не мог не заметить этого.

– Ты пережил страшные часы… Мне трудно даже представить, как все было на самом деле, и я этому только рад. Значит, у нас совсем нет надежды?

– Я не знаю. Он должен был меня убить, но этого не случилось. Мне дано было выжить и выбраться, хотя это и оказалось тяжелым испытанием. Но я уверен: владыка Ночи еще продолжит свою игру с нами…

– И ставка в ней – не путь к Гарселину и не наши жизни, а сам Дийнавир, – медленно произнес Треллен.

Волшебник кивнул.

– Это так.

Старший Дийнастин со вздохом провел ладонью по седым волосам. Болезнь состарила его на несколько лет, и сейчас волшебнику казалось, что страшная весть добавила к ним столько же. Владен не знал, что еще сказать, чтобы разговор не закончился так тягостно и безнадежно. Пока он лихорадочно искал слова, хозяин Дома на Перевале заговорил сам.

– Ты вылечил меня с помощью магии?

– Нет. Вас исцелил Дийнавир. Я был только посредником между ним и вами. Прежде я думал, что Аарет стремится сюда, потому что его влечет заключенная в этом месте мистическая мощь, которую он хочет присвоить и подчинить себе. Но боги не нуждаются в подобных источниках силы, все не так просто. Наш дом – осколок прежнего мира, того, на котором было благословение богов. Даже сейчас Дийнавир еще хранит в себе память об Изначальных временах. Этим он и ненавистен Ночи.

– Я верил, что ты поймешь это, – сказал Треллен, в его голосе прорезались непривычно теплые нотки. – Когда ты приехал в этот раз, мне показалось, что я больше не увижу тебя в нашем доме, что ты принял твердое решение никогда сюда не возвращаться… Это правда?

Владен кивнул:

– Да.

Он поколебался, но потом договорил:

– Дело не только в том, как вы относитесь ко мне. Я – маг, и это чем дальше, тем больше отдаляет меня от остальных людей.

– Ты сам сделал этот выбор.

– Мы не выбираем дары, которыми нас наделяют боги. Мой путь позвал меня, и я пошел. И, что скрывать, господин, ваша суровость облегчила для меня решение навсегда уехать отсюда! Хотя даже тогда это не было просто…

Владен мог бы объяснить дяде, чем раньше, до этого дня, являлся для него Дом на Перевале. Потом работников, трудившихся на постройке этого дома, кровью его защитников в смутные времена, молоком, которым матери кормили грудных детей в просторных комнатах, силой и изможденностью, дряхлостью и младенчеством, воинской славой и женской обстоятельной заботой… Ему суждено было вырасти здесь, среди подпирающих небо гор, пограничных тревог и могил павших в бою предков. Впрочем, разве для самого Треллена все было по-другому? Волшебник впервые за долгое время ощутил свое родство не только с Дийнавиром, но и с собственным дядей – то родство, которое, казалось, навек охладело после отъезда Владена в Куллиненвир.

– Я много путешествовал в последние годы… – продолжал он. – Везде одно и то же. Мир пришел к закату, его история, скорее всего, прервется в тот день, когда все поглотит тьма. Но я не верю, что боги совсем оставили нас, что это действительно будет конец…

– Как знать, – откликнулся Треллен. – Аар пока не стал властелином мира. Дийнавир еще не пал.

Владен нагнулся и подбросил полено в очаг. Пламя не спешило охватывать подношение, лениво стелилось по уже догоравшим углям. Наконец медленно, словно нехотя, оно ощупало гладкую березовую кору и заструилось по ней маленькими прозрачными язычками. Дядя и племянник следили за ним с непонятным волнением, как будто совершался какой-то важный обряд. Когда огонь весело затрещал, пожирая дерево, оба облегченно вздохнули.

– Расскажи мне, как погиб Баруха.

Владен выпрямился и откинулся на жесткую спинку кресла.

– Он был верен нам, пока оставался собой, но в какой-то миг его рассудком овладела магия Ночи. Анеке пришлось убить его – чтобы спасти вас и меня.

Треллен опустил голову, вспоминая сотника. Мужчины помолчали.

– Мне говорили, ты наложил заклятие на оружие и доспехи.

– Да. Это немного, но хоть что-то.

– Не колдуй больше.

Молодой маг резко поднял голову.

– Господин, прости, но безумие отказываться от моей помощи сейчас, когда мы остались одни! Из Маархут подмоги не будет…

– Я знаю. И приказываю тебе больше не употреблять заклинания.

– Это верная смерть…

Треллен покачал головой.

– Это наша единственная надежда. Ты сам сказал: наш дом – это не только стены. Значит, и беречь нам нужно не только их. Внешнее рождается и умирает, но суть должна оставаться незапятнанной. Иначе все потеряет смысл. Дийнавир никогда не спасался волшебством – только обычным оружием и милостью неба.

– Милость неба иссякла.

– Зато оружие осталось.

Владен опустил взгляд, с усилием обуздывая свои чувства.

– Я не знаю, какое затмение нашло на меня, когда я решил выехать за ворота, – помедлив, признался Треллен, явно чтобы смягчить резкость своих предшествующих слов. – Похоже, я принял за зов чести обычную спесь…

Он улыбнулся. Владен не смог ответить тем же. Кроме того, он, в отличие от старшего Дийнастина, точно знал, что дело не в спеси. Хозяин Дийнавира продолжал:

– Я рад, что ты меня остановил. Боги свидетели, мне нелегко в этом признаваться.

Владен услышал в последних словах иронию и поразился выдержке Треллена. Ему трудно было представить, как принял бы он сам весть о том, что враг, против которого он готовится выйти на битву – само темное божество.

Волшебник расправил плечи и заставил себя улыбнуться.

– Я тоже рад. Ума не приложу, что бы мы делали, если бы вас больше не было с нами… Что там?

В коридоре раздались шаги, в дверь постучали. Вошел молодой гонец, его широкое лицо было усталым и бледным.

– Что случилось? – спросил Треллен.

Юноша нерешительно взглянул на него, потом перевел взгляд на волшебника.

– Господин, там раненые… Анека говорит, что это не обычные стрелы.

Владыки Дома на Перевале переглянулись.

Молодой маг оценивающе посмотрел на посланца. Он уже видел его – вчера, среди тех, кто участвовал в очищении Дийнавира от наведенного проклятия-"халлинобы".

– Иди туда, – сказал племяннику Треллен. – Сделай все возможное. Но помни, что я тебе сказал.

Владен жестом указал гонцу на свое место:

– Ты будешь с господином до моего возвращения. Не оставляй его ни на минуту…

Он поколебался и закончил:

– Даже если он будет гнать тебя в шею.

Гонец изумился, а Треллен за спиной волшебника с горечью усмехнулся. Молодой маг угадал верно: душевное смятение хозяина Дийнавира было гораздо большим, чем он имел право показать.

Владен ожидал чего-то вроде наконечников, смазанных редким ядом, или стрел, поражающая сила которых в несколько раз увеличивалась наложенным проклятием. В последнем случае раны часто оказывались глубже и серьезнее, чем от простых стрел, обязательно воспалялись и требовали, кроме обычного лечения, еще и очистительных обрядов. Умершие от таких ран и не успевшие пройти очищение не попадали сразу к Закатному престолу, а должны были веками ожидать смягчения своей участи в ледяном преддверии царства смерти, терзаемые и отгоняемые от Врат чудовищными стражами.

Но здесь было что-то другое. Осмотрев одного из пострадавших, лежащего в холодном беспамятстве, хотя рана, на первый взгляд, казалась пустяковой, Владен спросил у женщины, которая за ним ухаживала:

– Где то, чем он был ранен?

Женщина опасливо указала на глиняное блюдо, стоявшее поодаль. На блюде лежала длинная стрела из некрашеного дерева. Она казалось бы вполне обычной, если бы не отсутствие оперения и не странное ощущение холода и пустоты, которое возникло у волшебника, когда он смотрел на нее. На древесине не было заметно никаких знаков, хотя они, несомненно, существовали, судя по особому тонкому запаху, которого никто кроме Владена не чувствовал. Волшебник прищурился, нашел взглядом самое темное пятно в большой комнате, где размещался лазарет, и некоторое время отдыхал на нем глазами. Потом, мгновенно сосредоточившись, снова посмотрел на стрелу.

Ее истинный облик оказался совсем другим. У нее не было твердого видимого тела, зато по всей ее длине протянулась тонкая, идеально прямая, бешено крутящаяся воронка, расширенная часть которой находилась на месте наконечника, а блестящий узкий клюв – там, где должно было быть оперение. Но сверкающая спираль не заканчивалась в открывшемся Владену призрачном мире, а уходила куда-то дальше, за пределы даже магического зрения. Колдун протянул руку и осторожно провел ею в воздухе вблизи видимого клюва воронки. Ладонь, прежде пострадавшую от пламени светильника, теперь обожгло ледяным холодом. В миг боли Владен испытал прозрение и пошатнулся. Множество тонких прямых смерчей летело к Дийнавиру – не из луков наседавших мадорингов и даже не из Аара, – в движении своем обретая плоть, принимая вид длинных светлых стрел. Каждая из воронок имела свое начало в ледяной темноте у самых Врат, где царит вечный холод. И души раненых уходили туда на долгие муки прежде, чем успевало умереть тело, их высасывали маленькие злые смерчи, и ни одна из этих душ не могла рассчитывать на то, что вскоре достигнет Закатного престола… В ответ на волшебство Владена тот, кто скрывался под именем Аарета, изобретал все новые способы потешить своих чудовищных слуг.

Молодой маг выпрямился и перевел дух. Посмотрел на лежащего на скамье неподвижного и безучастного воина, в котором жизнь еще теплилась, но который одновременно был уже мертв.

– Где Анека?

Женщина, со страхом следившая за действиями волшебника, показала рукой на дверь.

– В соседней комнате, господин. Там еще несколько таких раненых.

Владен взял стрелу вместе с блюдом и вышел.

В глазах Анеки, когда он увидел волшебника, вспыхнула надежда.

– Очень странные стрелы, господин. Боюсь, только вы можете здесь помочь…

– Это не так просто, – Владен рассказал лекарю о том, что увидел, не упоминая истинного виновника происходящего.

Анека посмотрел в окно – туда, где за Семиречьем, на побережье неспокойного моря, лежал Аар. Губы лекаря шевельнулись, как будто он собирался уронить проклятие, но до Владена не донеслось ни звука.

– Неужели некому покарать его за это кощунство? – сказал наконец Анека. – Неужели боги допустят, чтобы он жил дальше?

– Гибель – не худшая кара для такого, как он, – мрачно ответил Владен. – Поверь мне, Анека, властитель Аара уже получает свое.

Лекарь покачал головой, не соглашаясь, но вслух спорить не стал.

– Вы можете спасти их, господин? – он указал на неподвижные тела.

– Этих – уже вряд ли. Но, возможно, смогу помочь другим, кто еще не ранен такими стрелами, уберечься от них. Обычные защитные чары здесь не годятся… К тому же, Треллен велел не… Словом, мне нужно подумать. Займись пока другими ранеными – им ты нужнее.

Лекарь кивнул.

Владен вышел из усадьбы и направился в маленький старинный храм Дийнавира, где статуи богов соседствовали с изображениями предков. Чуть раньше ему удалось немного поспать, и теперь он чувствовал себя бодрее, чем утром.

В святилище было холодно и тихо. Золотой трон Полудня, привычно пустовавший, поблескивал прямо напротив входа, освещенный пламенем нескольких масляных светильников. По обе стороны от него в углах помещались мраморные изваяния утренних и вечерних богов. Стену справа от двери занимали родовые реликвии и выбитые на камне сцены легендарного сражения у стен Дийнавира, в котором погибли Каман Брас и его воины.

В углу слева густела темнота. Ночные божества обладали таким страшным видом, что весь их сонм в храмах Гарселина предпочитали представлять в виде гладкого столба из черного мрамора или обсидиана. О них по-настоящему вспоминали только в дни похорон, так как эти ужасные существа считались стражами Иного царства.

Среди сумеречных богов особо почитался Гасалева, у которого было много имен, и одно из них – Владен – означало "Проходящий под тайными сводами". Когда молодой маг заканчивал самый ранний цикл своего обучения у Куллинена, оракул нарек его так же, и совпадение магического имени с тем, что дали ему родители, было признано знаменательным. Ненадолго склонившись перед золотым троном, волшебник разжег огонь под маленькой золоченой жаровней и бросил на нее щепоть душистых сухих трав. Выполнив этот короткий обряд, волшебник отошел в сторону и опустился на пол против фигуры Гасалевы. Он поставил блюдо с необычной стрелой на пол и обратился к своему покровителю. Он просил Гасалеву лишить силы эту и подобные ей стрелы, чтобы раненые ими люди могли исцелиться. Он просил заступничества для жителей Дийнавира и поддержки для себя. Сейчас, когда вокруг не было свидетелей, волшебник чувствовал, что бодрость его недолговечна. Телу было зябко в гулких каменных стенах. Стрела, лежащая на блюде, источала ледяной холод.

…Кажется, никогда прежде он не молился так страстно – даже в детстве, когда его душа жаждала узнать свой путь и смертельно болела от непонимания. Даже в юности, накануне испытаний, каждое из которых могло стоить ему, по меньшей мере, рассудка. За всю сознательную жизнь ничто не рождало во Владене такого отчаяния, как мысль о том, что Дийнавир падет – и сама память о нем и его тайном, незримом сокровище будет навсегда утрачена. Так не должно быть. Мир не может закончиться в темноте и отчаянии! Боги не допустят этого…

Время шло, а ответа все не было. Камень оставался холоден и нем. Душа волшебника, как одинокая птица, летела, летела по серой неприветливой местности, пустынной до того предела, где все терялось в мутной дымке грядущего, туманного и неопределенного, так как оно должно было сложиться из людских слов, которые пока не были сказаны, и поступков, что еще не были совершены… Сумеречные владыки успели уйти слишком далеко, чтобы услышать его молитвы.

Уже зная это и все-таки страшась до конца поверить, Владен тяжело поднялся, приблизился к другой статуе, перед которой в масляной плошке робко метался огонек, и попробовал снова. Божество растительности и плодородной земли, прежде щедро делившееся с ним жизненными токами весенних побегов и мощных летних стеблей, тонкими ароматами зрелых плодов, на этот раз осталось молчаливым и безучастным. Волшебник не ощутил настоящего ужаса, подобного тому, какой пережил в колдовском саду Аарета, а только знобящую жуть. Раз за разом сталкиваясь в последние годы с таким в других местах, в других храмах, он упрямо продолжал надеяться, что благословение богов на доме его детства неисчерпаемо…

День близился к закату, а молодой маг все не вставал с колен. Ему казалось, что у его одиночества нет границ. Его личное могущество не иссякло и даже не убыло, он по-прежнему находился в расцвете сил и таланта и все так же легко умел найти поддержку в стихиях и растениях, в камнях, в лунном и солнечном свете… Он, как и Аарет, мог подчинить себе все и из всего черпать силу – беспощадно, бесконечно, добиваясь для себя физической нетленности и абсолютного могущества. Если бы видел в этом истинный смысл человеческой жизни. Если бы не был связан внутренними запретами, впитанными с потом и слезами еще на первых уроках Куллинена. Если бы, как служители Тьмы, повиновался лишь собственным порывам и прихотям. Если бы не любил Дийнавир…

Владен взял блюдо и поднялся.

Еще недавно он собирался уехать отсюда, отказавшись от доли наследника военной крепости на границе с Ааром и появляясь в ней лишь раз в год, на День Присутствия. Сейчас ему трудно было даже представить, как сама мысль об отъезде не разорвала ему сердце. Он готов был сложить все свое могущество, знания, власть к подножию этого дома – и едва не сходил с ума, понимая, что его дар не будет принят и все, чем он сумел овладеть в жизни, не имеет в глазах людей Дийнавира никакой ценности. Треллен велит ему отказаться от колдовства! Понимает ли Дийнастин-старший, что именно происходит? Не он смотрел в лицо Темного Бога, не он погружался во тьму бездонного нечеловеческого взгляда. Никто из простых смертных не может даже предположить, что ждет этот мир, когда в нем уже не будет Дийнавира!

Волшебник остановился посреди храма, стараясь смирить свои чувства, прислушиваясь в тщетной надежде уловить хоть какой-то отклик, который помог бы разрешить его сомнения.

Разве он не наследник Дома на Перевале, разве он не любит этот Дом так же сильно, как сам Треллен? Разве у него нет права защищать Дийнавир так, как он умеет и считает необходимым? Против магических стрел обычное оружие бессильно. Когда молитвы не помогают, остается уповать только на магию.

Владен посмотрел на стрелу, лежащую на блюде. Какое тонкое, красивое, смертоносное оружие! Обычный человеческий ум не в силах даже оценить всю изощренность этого чудовищного замысла, не то что противоборствовать ему. Только маг может встать на дороге бога, и ценой своей жизни попытаться…

Он задохнулся от нового всплеска горечи, опустил голову и медленно пошел к выходу.

Какой смысл крылся в словах сатту о том, что он, Владен – последний маг Сумерек? Да, он был сильнейшим среди учеников Куллинена, самым одаренным, самым настойчивым, самым-самым. И никто уже не сомневался, что именно ему выпало бы возглавлять орден через несколько лет, когда Куллинену пришло бы время отойти от дел. Но что из того? Если Аарету вздумалось потягаться с достойнейшим, он мог выбрать самого Куллинена… Что случилось с остальными, где они? Изменили своему искусству? Перестали быть магами? Порабощены? Убиты? Волшебник искал их вдали и видел, что они живы и, кажется, преданы обычным житейским делам… Он остановился на пороге, чувствуя, что его физические и душевные силы на исходе, и судорожно ища поблизости источник, чтобы пополнить их. Его душа жаждала солнечного тепла.

Горячий ветер дохнул ему в спину. Владен обернулся. Из темного угла маняще плыл жар натопленной печи. Стрела на блюде затрепетала в каком-то диком, животном возбуждении, тоненько зазвенела, и в этом звоне слышались сразу и угроза, и мольба. Знойное дуновение обняло волшебника, мгновенно пронизав все тело. Он ощутил боль, как от ожогов, – это откликались на тайный призыв невидимые, давно смытые капли крови – на лбу, на щеках, на шее… В груди нарастало и пело уже знакомое ликование, жестокий золотой смех рвался наружу, и усталость отступила под этим стремительным, бесцеремонным напором. Тьма снова взглянула на молодого мага – еще более настойчиво и пристально, чем раньше, в саду. Неистощимый источник могущества, неколебимая опора власти – вот что обещал ему теперь ее взгляд…

Владен вздрогнул и выронил блюдо, оно с треском раскололось о каменный пол. Волшебник повернулся и на подгибающихся ногах вышел к свету.

После сумрачного зала солнце, уже опускавшееся в щель между вершинами гор на западе, ослепило его. Потеряв на миг физическое зрение, Владен ощутил пустоту своих рук, вспомнил про магические стрелы и горько усмехнулся. Он мог одолеть и эти чары Аарета, ответить и на этот вызов. Их мистический поединок мог бы длиться и дальше – пока Ночи не надоест развлекаться таким образом.

Вот только конец все равно был известен заранее.