"О.Генри. Друзья из Сан-Розарио" - читать интересную книгу автора

узкоколейки, подходивший к Сан-Розарио с юга. Майор
наклонил голову и с минуту прислушивался, потом взглянул на
часы. Было 10.35. Поезд пришел вовремя. Майор продолжал
свой рассказ.
- Итак, значит, Боб все время оставался в канцелярии,
читал газеты, курил. Его работу я поручил другому
помощнику, и мало-помалу волнение, вызванное всей этой
историей, улеглось.
Как-то раз, когда мы с Бобом были в канцелярии одни, он
вдруг подошел к столу, за которым я сидел. Вид у него был
хмурый и вроде усталый - так он, бывало, выглядел после
того, как целую ночь он стоял на страже в ожидании индейцев
или объезжал стада.
- Том, - сказал он, - это куда тяжелее, чем одному
драться с целой толпой краснокожих, тяжелее, чем лежать в
пустыне, где на сорок миль кругом нет ни капли воды; но
ничего, я выдержу до конца. Ты же меня знаешь. Но если б
ты мне подал хоть какой-нибудь знак, хоть сказал бы "Боб, я
все понимаю", - мне было бы куда легче.
Я удивился.
- О чем это ты говоришь, Боб? - спросил я. - Ты сам
знаешь, что я бы с радостью горы перевернул, чтобы помочь
тебе. Но убей меня, если я понимаю.
- Ну, ладно, Том, - только и сказал он в ответ, отошел от
меня и снова взялся за свою газету и сигару.
И только в ночь перед судом я понял, что означали его
слова. Вечером, ложась в постель, я почувствовал, что у
меня опять начинается уже знакомое неприятное состояние -
нервная дрожь и какой-то туман в голове. Заснул я около
полуночи. А проснувшись, увидел, что стою полуодетый в
одном из коридоров управления. Боб держит меня за одну
руку, доктор, лечивший всю нашу семью, - за другую, а Алиса
трясет меня за плечи и плачет. Оказалось, что она еще
вечером, потихоньку от меня, послала за доктором, а когда он
пришел, меня не нашли в постели и бросились искать повсюду.
- Лунатизм, - сказал доктор.
Мы все вернулись домой, и доктор стал рассказывать нам о
том, какие удивительные вещи проделывают иногда люди,
подверженные лунатизму. Меня стало познабливать после моей
ночной прогулки, и так как жена в это время зачем-то вышла,
я полез в большой старый шкаф за стеганым одеялом, которое я
там как-то заприметил. Когда я вытащил одеяло, из него
выпал мешок с деньгами - тот самый мешок, за кражу которого
Боба должны были наутро судить и приговорить к наказанию.
- Тысяча гремучих змей и одна ящерица! Как он сюда
попал? - заорал я, и, наверно, всем было ясно, что я в
самом деле вне себя от удивления.
Тут Боба осенило.
- Ах ты, соня несчастный! - сказал он, сразу становясь
прежним Бобом. - Да ведь это ты его сюда положил. Я видел,