"Побег в прошлое" - читать интересную книгу автора (Голубев Владимир)

Глава 36.2. Язычники.

Никита относился к прибалтам скептически. Снисходительно. С доброй насмешкой, притащив в тринадцатый век стереотипы двадцать первого.

После ухода Удалого, пинского и туровского князей записали в штрафной батальон вместе с их дружинами. Никита посоветовал им строить крепость, и такое строительство началось. Но уже на следующий день случилось чудо, Ростислав Пинский и Семен Туровский договорились с литовцами.

Неожиданно, двадцатитысячная армия язычников перешла границу. В их составе шли дружины Турова и Пинска.

Нападение могло иметь успех, силы сторон были примерно равны. Но за час до атаки, в расположении русских появились десять тысяч кавалеристов Счастливчика. Это решило исход боя.

Хотя для трех тысяч минчан и двух тысяч галицких добровольцев, попавших на острие литовского удара, все закончилось печально. Погибло также более тысячи половцев. К тому времени, как подтянулись кавалеристы Счастливчика, литовские войска уже добрались до ставки князя Юрия. Не готовые к сражению отряды начали разбегаться по ближним лесам, бросая лошадей. Обоз курской дружины, чудесным образом, оказался между самой дружиной и литовскими войсками. Это спасло курян, враги бросились грабить обоз.

Командиры пытались навести порядок, численное преимущество, даже без войск Счастливчика, было у русских. Да и о Счастливчике еще никто не знал.

Первое столкновение кавалерия Счастливчика проиграла. Наспех перестроенная, неготовая к столкновению сотня, была буквально смята, разгоряченными от крови литовцами. Они прошли по дороге десять километров. Разрезали огромную армию русских на две части, отбросили её в глубокий снег, в лес. Сами получили прекрасную мобильность. Полки Счастливчика располагались в основном за поворотом реки, двумя километрами ниже по течению. У литовцев сложилось обманчивое впечатление, что битва завершена. Многие увлеклись грабежом и расслабились. Ненадолго, буквально на несколько минут. Командиры начали понукать рядовых начать преследование оставшихся в лесу русских, безрезультатно.

Наконец Счастливчик бросил в бой свою тяжелую кавалерию. С той же скоростью, что час назад русские, в глубокий снег начали удирать литовцы. Горячка боя прошла. Наступил откат. Растерянные и разрозненные, даже не отряды, отдельные литовские воины не представляли никакого препятствия для мощного натиска русских рыцарей. Даже дружины Ростислава Пинского и Семена Туровского, сохранившие построение, имеющие опыт и выучку, побежали в лес после первого удара. Никто не хотел погибать, спасая литовцев. Грабить вместе с ними минчан, за милую душу. Погибать, увольте.

На поле боя образовался слоеный порог длиной десять километров. В середине, почти десять тысяч конницы Счастливчика. Слева и справа, от дороги двадцать тысяч литовцев. В лесу, за ними, отряды Минска и Чернигова, то, что осталось от огромной двадцатипятитысячной армии.

Зима была очень снежная. Передвигаться по целине было сложно. Литовцы быстро ощутили безнадежность своего положения и начали сдаваться в плен.

То тут, то там вспыхивали схватки, которые ничего не решали, никому не позволяли спастись, бессмысленные и жестокие. Потери литовцев оказались ничтожны, меньше тысячи человек. Победители потеряли почти семь тысяч.

Два дня победители зализывали раны. Интенданты наводили порядок. Командиры, сразу после боя, избавились от раненых и потребовали восстановить в частях неприкосновенный запас, утраченный в боях. Князь Юрий, Никита и Счастливчик непрерывно спорили. Князь Юрий настаивал на новом походе в Литву. Никита, неожиданно, предложил поход на Смоленск. Счастливчик уговаривал вернуться в Киев и организовать захват Галицко-Волынского княжества, иначе там могли обосноваться венгры.

– Князь Переяславский собрался сесть в Галиче? – перешел на личности Никита.

– Я послан в твое распоряжение. Готов выполнять твои приказы, – обиделся Счастливчик.

– К следующей зиме смоленский князь соберет ополчение. Сейчас мы ударим внезапно. Малой кровью захватим княжество, – сдал назад Никита.

– И потеряем Галич навсегда? С Венгрией и Польшей тягаться потом будет сложно, – в который раз повторил свою позицию Счастливчик.

– Мы заключили договор. Вы обязаны завершить войну в Литве. Можно легко захватить её теперь, после разгрома войска. Ригу и Полоцк из договора исключаем, как бежавших с поля боя, – гнул свою линию князь Юрий.

– Я завтра уезжаю домой, – запахивая теплый халат, сообщила Светлана. Олег никак не мог добиться, чтобы в спальне было тепло. У себя дома Светлана могла позволить себе тонкую, невесомую рубашку. Олег насупился.

– Погода стоит теплая. Дорога будет приятная, – отстраненно констатировала Светлана.

– Уедешь, Машку притащу в постель, – начал угрожать Олег.

– Дурак, – Светлана закатила ему оглушительную пощечину.

– Дурак, – согласился, зевая, Олег, – не уезжай. Молодость уходит.

– Ты говоришь, как баба. Молодость уходит! Или ты про меня, мерзавец!? – удивилась Светлана.

– Как ты могла такое подумать? Жизнь без тебя теряет смысл! – без тени насмешки, горячо запротестовал Олег.

– На сколько лет я выгляжу? – требовательно посмотрела в глаза Олега Светлана.

– На двадцать пять, по-здешнему, на двадцать, – бухнул правду, не подумав, Олег.

– Мог бы польстить, комплемент сказать. Прямолинейный, как столб.

– Не пора ли тебе расширять список персонажей для пиар-компании. Никита-Попович, Светлана-Премудрая. Нет, лучше Никита-Добрынич. Нет, лучше Светлана-Прекрасная, – попытался польстить Олег.

– Все-таки, Премудрая или Прекрасная? – шутя, стала наседать Светлана.

– В одном флаконе, – так грустно произнес Олег, что на мгновение Светлане расхотелось ехать в Новгород-Северский.

На третий день переговоров на границе с Литвой князь Юрий предложил пригласить Удалого.

– Он заключил с нами договор. Поклялся на иконе. И тут же его нарушил. Не вижу смысла, – резко отреагировал Никита.

– Сейчас он в другом положении. Личная «охрана» у него будет из людей князя Переяславского. Будет вести себя тихо, не сомневаюсь, – настаивал на своем предложении Юрий.

– Я поддерживаю князя Юрия. У нас девять тысяч галицких пленных. Мы поставили в строй пару тысяч ополченцев. Если хитрый лис для вида согласится, мы сможем использовать даже дружину. А потом она вольется в состав минской. Или правильно будет сказать литовско-минской? – вопросительно посмотрел на Юрия Счастливчик.

– Ты готов отказаться от Галича? – удивился Никита.

– Если договоримся с Удалым? Введем войска в Галич, без всякого штурма. Пройдем Литву, оставим там минчан и большинство войск Удалого. Через восточную Польшу пройдем в Волынь и Галич. Договор нам это позволяет. Предлагаю выполнить договор в части новопольских земель. Территория, где живут ятвяги образует очень неудачный клин. Пруссы будут постоянно нападать на эти земли, – обстоятельно обосновал изменение своей позиции Счастливчик.

– Будет договор с Польшей, легче станет оборона Галича от венгров, – дожимал Никиту Юрий.

– Сговорились вчера вечером. И ты, Юрий, уже с Удалым переговорил? – догадался Никита.

– С князем Удалым вчера говорил. С князем Переяславским сегодня утром. Встаешь ты, Никита, поздно, – усмехнулся Юрий, – Удалой готов отказаться от собственных войск. Я показал ему свой договор с вами. Его он полностью устроил.

– Только отдавать великому князю он будет не десятую часть налогов, а половину. Армию, в отличие от тебя, ему содержать не надо, – уточнил Никита.

– Я зову князя, и мы составляем договор, – довольно заулыбался Юрий.

– А я утром уже отдал приказ готовиться к выступлению. Разведка выехала сразу, – у Счастливчика загорелись глаза.

С Удалым договорились быстро. Уточнение Никиты о том, что долю великого князя в налогах надо увеличить, Удалой воспринял спокойно.

– Как сильно? – саркастически улыбнулся князь.

– На сумму, необходимую для содержания войска. Какая часть уходила у Вас, князь? – дал возможность поторговаться Удалому Никита.

– Три четверти, – угрюмо ответил Удалой.

– Договорились. У вас остается четверть налогов, – приказал писцу внести в договор Никита. Князь Юрий явно был удивлен. Приграничный Минск тратил на войну меньше.

– Князь Юрий, ты у меня пленных литовцев покупать будешь? По старым ценам отдам, – прервал молчание Никита.

– Нет, мне теперь не люди, деньги нужны. Зерно на посев. Скотина. Я бы с удовольствием тебе тысяч десять рабов обратно продал. Литва уже разорена, а когда захватим, совсем нищая станет. Люди так и так с голоду помрут. Вы в Риге в свою армию молодежь брали? У Счастливчика четверть состава оттуда. Возьми свою долю по военному договору людьми! – попросил Юрий.

– В чем-то ты прав… И восстаний меньше в Литве будет. Но лучших лошадей заберу в любом случае. Для посевной они не нужны, – частично пошел на уступки Никита.

– Нам уже новобранцы не нужны. За год не успеем подготовить, – запротестовал Счастливчик.

– Кавалериста или пехотинца не успеем. Стрелка из арбалета или лучника для стрельбы по площадям легко. Предварительно можно отобрать самых умелых. У нас чуть больше тридцати тысяч воинов. За год походов останется меньше тридцати. Я считаю нужно пятьдесят. Возьму новобранцами я свою долю. Не сомневайся князь, – успокоил Никита Юрия.

– А что за поход такой через год будет? – заинтересовался Юрий.

– На юг пойдем, в степь.

– Пятьдесят тысяч для похода в степь? Огромное войско.

– Ты тоже готовься. Летом пойдем. Три тысячи дружинников приведешь. Никаких ополченцев. Все затраты из казны великого князя.

– Серьезно. Пятьдесят тысяч дружинников? По всей Руси меньше двадцати тысяч дружинников. Всех собрать невозможно. Десять тысяч, самое большое. У меня, вместе с варягами Удалого, остатками дружин Ростислава Пинского и Семена Туровского наберется больше трех тысяч. Такой большой дружины нет ни у кого, – не поверил Юрий объявленной численности.

– Моя конница лучше любой дружины. Поверь! Их здесь девять тысяч! – остановил князя Юрия Счастливчик.

– Хватит спорить. Юрий, забирай Удалого и прямой дорогой к пленным. Тех, кто тебе присягнет, сразу направляй к интендантам, искать свое оружие и лошадь. Завтра выходим, – Никита не привык тянуть время.

Бывшие дружинники Удалого, половцы и мурома Никиты, дисциплинированные кавалеристы Счастливчика, дружинники из Курска и Рыльска, ополченцы Минска, все зверствовали на землях Литвы одинаково. Можно было подумать, что Литву пришли грабить, а не захватывать. Тем более это было странно по причине отсутствия сопротивления. Самое большое литовское войско было разбито на минской границе. Три других увлеклись преследованием поляков, войск Риги и Полоцка. Вернее грабежом соседей.

Никита давно очерствел сердцем. Скорее даже перестал воспринимать людей, как ровню себе. Дикари, те, что жгут, насилуют и убивают. Дикари, те, кого насилуют, грабят и убивают. Главное не вглядываться в лица, не смотреть в глаза. Вот опять трое вояк потащили насиловать девчонку. Хорошо было Мышкину, ввел у себя дисциплину, никто пикнуть не смел. А этот сброд проще весь перевешать.

– Сотник, прекратить безобразие, – устало скомандовал Никита.

Полицейский-половец знал, чем недоволен Никита. Он давно изучил его привычки. Знал, но не понимал, не одобрял. Однако мгновенно отдал команду и трое половцев принялись охаживать плетками насильников.

«Сейчас отъеду метров на сто, вояки снова примутся за дело. Собирать в обозе детский сад глупо. Навести порядок в таком войске невозможно.»

– Сотник, поехали в ставку.

Заплаканная девчонка сидела голым задом на снегу, ничего не соображала и никуда не собиралась убегать. «Естественный отбор. Выживает самый сообразительный.»

Никита проехал сотню метров. Сбоку от дороги лежали три трупа. Судя по всему, мать с двумя детьми пыталась защитить свой дом. Сейчас изба уже пылала. Никита развернул лошадь и вернулся к девчонке. Поднял её за шиворот и положил перед собой. Ребенок оказался худеньким и легким. Невесомым. Никита начал ругаться матом. То ли на вояк, не разбирающих где бабы, а где дети. То ли на себя, дурака. То ли на девчонку, не сообразившую вовремя удрать.

– Князь Юрий, Ваши земли разоряют! Жечь то зачем? – выделил Никита слово «Ваши».

– Грабить нечего. Вот со зла и жгут. Пора воевать, разделимся, я помогу Полоцку, а затем мы вместе поможем Риге, – спокойно ответил Юрий.

– Хорошо. Сегодня мы двигаемся в Польшу. Что скажешь, Счастливчик? – спросил Никита.

– Давно пора. Время уходит, можно не успеть до ледохода. Ты опять ребенка привез. Не боишься вшей? – стандартно пошутил Счастливчик.

Никита потратил целый час, пытаясь разговорить девчонку. Литовка, взятая Никитой для обслуживания детей, тоже была бессильна.

– Это чужой ребенок, иноземка. Посмотри на одежду, хозяин. Давай оставим её здесь. У тебя уже дюжина детей. Эта лишняя. Плохая примета, хозяин.

– Замолчи. Проверь девочку на вшивость. Если обнаружишь насекомых, девчонку помыть, одежду сменить.

– Всё сделаю, хозяин, – отъевшаяся за две недели литовка не потеряла легкости и шустрости, и от работы не бегала. Хотя над чистоплотностью хозяина смеялась.

Девчонка заговорила на третий день. Она оказалась полячкой, из Визны. Литовцы разграбили город этой зимой. У богатого купца потребовали выкуп. Самого оставили в городе, собирать деньги, с собой забрали дочь. Возможно, купец уже собрал выкуп, но два последних месяца в Литве не стихали бои.

Визна Никите не понравилась. Город лежал в руинах. Этой зимой литовцы захватывали его дважды. Стало очевидно, почему купец не приехал с выкупом за дочку. Никита нашел время найти пожарище, что было усадьбой купца.

Девочка металась по холодным углям и пеплу, едва припорошенным снегом. Следов на снегу не было, усадьбу никто не навещал.

Звонкие завывания девчонки, выворачивали у Никиты душу. Из тупика переулка показалась сгорбленная фигура, осторожно двигавшаяся вдоль остатков, случайно уцелевшего забора. Старуха узнала девочку и бросилась обнимать, только после этого Никита рассмотрел в ней молодую женщину, сгорбленную от горя.

Женщина оторвалась от дочери и со страхом посмотрела на высокого, богато одетого всадника, на дорогой, ухоженной лошади. По одежде видно, не поляк. Добра ждать не приходилось. Она начала, очевидно бессмысленное, движение назад. Потихоньку пятилась, прикрывая собой дочка.

Это было так потешно, что не будь ситуация такой трагичной, Никита бы засмеялся.

Девочка перестала плакать, последние слезы были, наверное, от счастья. Что-то зашептала матери. Та выпрямилась, подняла голову, и начала говорить, слишком быстро, чтобы быть понятой.

– Марыська, переведи для особо неграмотных, – попросил Никита.

– Дзенькую бардзо, – перевела сообразительная полячка.

– Помощь нужна? – осторожно спросил Никита. Полячка гордо вскинула голову и мотнула отрицательно головой.

– Марыся, как меня найти, знаешь. Я для тебя, как старший брат, – сказал дежурную, ни к чему не обязывающую любезность Никита, прощаясь. Развернулся, и ускакал довольный. Одной маленькой заботой стало меньше.

А у Марыси на всю жизнь остался в памяти образ громадного красивого рыцаря, легко творящего добро. Заботливого и смешного. Смешно говорящего. Со смешными привычками. В смешной одежде. Она часто потом рассказывала, что русские любят дышать дымом и пьют огненную воду, домашние только смеялись.