"Владимир Иванович Одноралов. Калоши счастья " - читать интересную книгу автора

Из-за этой-то дружбы и запало в Мишкину голову одно серьезное
соображение. Хотя и странно, что при том ветре, который в ней гулял, не
вымело это постороннее для коротеньких мальчишеских мыслей семечко.
Собственно, запало оно не из-за дружбы с Флюрой, а из-за мамы. Из-за
дружбы оно, пожалуй, проросло.
Случилось это так. Было Первое мая. Бабаня налепила пельменей. В
гости тетя Тося какая-то пришла, и мама - водки она в рот никогда не
брала - выпила с этой Тосей целых две рюмки.
Разговор у них шел женский и стыдный какой-то для Мишки. Мама -
видно, потому, что опьянела, - не замечала заалевших Мишкиных ушей и всего
Мишку и не гнала его из комнаты. Из этого разговора Мишка узнал: у него
есть отец. И не погиб он после войны как красный командир-пограничник, а
жив, но живет не с ними, а с какой-то сукой.
- Я ли его не кормила, не обшивала, а вот в офицеры за войну вышел, и
ему швея простая - неграмотной дурой стала! А он знает, паразит, что я все
семь классов на пятерки тянула? На золотую медаль меня готовили?.. А он...
эх, кобель! - И мама становилась некрасивой и плакала.
Мишка тогда незаметно выскочил в сени и тоже плакал, а соображение
запало. И вот какое: отец, оказывается, встретился с мамой сразу после
победы. На танцах. Раньше они друг друга не знали. Ну и не договорились,
наверное, как следует, чтобы не бросать друг друга. Вот они-то с мамой
знаются давно, и ни он ее, ни она его никогда не бросят.
Значит, когда он вырастет большим, станет чьим-то папой, и у него
может случиться такое? Если, конечно, не договориться сразу с этой будущей
своей мамой, то есть с мамой того, чьим он, Мишка, будет папой.
Справедливости ради нужно сказать, что было еще одно соображение,
самое первое. Найти этого своего папу и притащить домой. Но мама говорила
тогда и потом, когда Мишка к ней пристал, что тот - негодяй, что теперь ей
его и на дух не надо, кобеля опоганенного. А главное, Мишку охладило то,
что отец его теперь уже не офицер, а какой-то там торговый работник в
мясном магазине. И ему представлялся грузный, в захватанном белом фартуке
мужчина, с толстыми, как морковки, пальцами, с прилипшими к ним крошками
мяса. Поэтому, видно, он и проходил в маминых объяснениях как опоганенный
кобель. В общем, это соображение выветрилось, а второе, серьезное, -
осталось. Ну а с кем договариваться насчет будущего - ясно. С Флюрой. Будь
Мишка взрослым, сказал бы, наверное, себе: "От добра добра не ищут".
С утра Мишка маялся. Он решил сегодня же поговорить с Флюрой. Он
краснел и даже потел немного, когда представлял, как это все будет, но
отступать себе не позволял. Уже переходя через межу, он вспомнил, что
сегодня у него - арифметика. По арифметике он учился из рук вон. И
Елизавета Михайловна раз в неделю ждала его в своей чистенькой учительской
квартирке.
Это был, конечно, серьезный предлог для того, чтобы отложить
объяснение, но Мишка сжал кулаки, крепко зажмурил глаза, сказал сквозь
зубы: "Трус, трус, трус!" - и зашагал к Флюриному крыльцу. Перед дверью
Мишка остановился и сказал: "Так..."
Ноги у него немного немытые, но в новых сандалиях этого не видно. На
коленках болячки (это его велосипедист недавно задел) - это ладно. У
Флюрки тоже одна такая есть на левой коленке. Так... Уши его позавчера
заставили вымыть... На всякий случай он вытер ладонью нос и чуть ли не