"Александра Огеньская. Старовский раскоп " - читать интересную книгу автора

- Пусти, оборотень... Оставь в покое...
- Идемте... Пожалуйста...
Ночь дрожала морозом, плыла паром с горячих, обметенных усталостью и
болью губ, топила и засасывала в снегу, как в болоте, чужим голосом
уговаривала, потом подпирала плечом, потом волокла, а потом заставила
предпринять последний рывок - через порог в темноту и сырой запах погреба. И
угасла, как кинолента при смене сцены.


***

Мужчина обнаружился замороченный, в темноте плохо видно, но губы точно
разбитые, еле шевелятся, дышит через раз. Как он забрел так далеко, не
понимала определенно. И о чем он говорил, тоже не понимала - какой-то
учитель, какое-то обращение... Похоже, у мужчины горячка. Ему к врачу надо,
руки ледяные, вообще сам весь промороженный, что полуфабрикат в морозилке,
на снегу как минимум два часа, города он не дойдет. Двенадцать километров...
Слишком легко одет... Замерзнет нафиг.
Кстати, на самой только домашние джинсы и старый свитерок, но не
холодно, черт возьми, не холодно! Задумываться было некогда, хотелось
есть... Дико, безумно. Снова испугалась - мужчина был вкусный. Больной, но
сойдет. Господи-Господи-Господи... Этот, найденный который, кажется, все
понял, хоть и совсем шальной.
- Дрессировать надо... Чтоб человеком быть... дрессировать... Ты
хочешь... остаться человеком, оборотень? - шепчет тихо, не разобрать почти.
- Хочу, очень хочу! Помогите мне... Пожалуйста... Я не хочу пантерой! Я
археолог! - во рту голодное предвкушение - еда близко, очень хочется есть.
Хочется крови и свежего, сладкого мяса.
- Терпи... Возьми себя в руки, - шевелятся черные в темноте, страшные
губы, а глаза у него пустые. "Помрет, - проносится в голове. - Как пить
дать - помрет!". И трезвое, холодное, заглушающее жалость: "Он должен жить.
Хоть сколько-то. Должен помочь! Должен объяснить! Рассказать, что знает!"
- Поднимайтесь! - пихнула, грубо, почти зло, заставив зашипеть и широко
распахнуть глаза. Какого цвета глаза, не разберешь, да и не важно. - Вы
замерзнете! Идемте! Тут есть домик!
Потом уговаривала, почти плакала, закусила губу, но сделала только
хуже - собственная кровь только разожгла аппетит, раздразнила своей
солоноватостью. Волокла волоком, била по щекам, и даже не удивительно, что
не заблудилась в ночи - лес стал вдруг понятным, как собственная квартира,
по которой ночью наощупь бредешь попить водички. Совсем не темно, снег
переливается всеми оттенками серебра и ртути, плетутся в ровные, ясные
строчки лесной жизни следы. А жизнь в лесу и ночью - ключом. Шорохи, почти
незаметные промельки, то там, то здесь обвалившийся с веток белый пушок, и
кто-то тихо, старательно подвывает. И запахи... от их яркости даже
подташнивает временами. Или это от голода? Подводит желудок... Мутится в
голове - хочется упасть на четвереньки и... Только и держит дальнее эхо:
"Терпи!"
И ведь довела!
Дом стоял совсем такой, как и помнила - серо-зеленый, с облупившейся
краской и заколоченными на зиму окнами, чуть кривоватой невысокой трубой -