"Алексей Олейников. Ночное Солнце" - читать интересную книгу автора

неизвестную мне хрень общим числом порядка 145 штук.
Кажется, он действительно решил колдануть.
Покамлать чуток - мелькнула напрошенная мысля.
Кыш, кыш, негодная.
- Да вот, аксон за дендрит зацепился. Пришлось распутывать - пояснил я,
доставая маскхалат, и торопливо облачаясь.
Привесил к поясу нож, проверил наличие спичек и компаса во внутреннем
кармане надел на шею куриного бога , найденного прошлым летом в Сочи и с
тех пор пылившегося на полке, стянул очки сзади резинкой, а то еще упадут
в самый неподходящий момент, попрыгал, вроде ничего нигде не звенит.
Теперь все.
- Я готов, веди, Вергилий - проинформировал я Фанеру.
- Скоро сказка сказывается - буркнул он, присев на корточки возле люка.
Перед ним уже теплилась желтым огоньком свеча, заливая янтарными
бликами фигурный металл.
Левой рукой Фанера скармливал пламени какие-то мелкие листочки и
травинки, а пальцами правой быстро рисовал в колышущемся мареве горячего
воздуха непонятные замысловатые знаки, словно играя на изгибающейся,
тающей тонкой струне белого дыма.
Однако, судя по всему, ничего у него не выходило.
Дым расплывался в ладони бесформенными клубами, и он все ожесточенней
чертил, почти уже рвал знаками воздух.
- Ну что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? - не удержался я,
глядя на Фанерные потуги.
Сделать хотел козу, а получил Алсу?
- Щас в морду получишь - сквозь зубы процедил Фанера, не оборачиваясь.
И зачем я тебя, идиота, взял! Помог бы лучше, если можешь! А не можешь,
так уткнись в тряпочку и молчи туда же!
- Помочь? Это там у тебя на лючке не обратное коло нарисовано? Так и
быть, шаман фигов, помогу. Лови! - откликнулся я с непонятной для самого
себя злостью.
И, глубоко вздохнув, двинулся размеренным скользящим шагом, слева
направо, вкруг колодца.
И на третьем шаге начал:

Как пойду я против Солнца
жизни встречь и смерти вспять..

Как пойду я против неба
не сумевшего понять..

Я шел, бесшумно ступая старенькими кроссами по выщербленному асфальту и
рассыпанной столетия назад щебенке, а позади шевелилось и вздрагивало
запоздалое изумление, немой крик Что я делаю?! и зарождающийся страх от
возможного ответа.
Уже не мои.
Я и не я, шел сквозь ночную синь московского лета, шел сужающей свои
круги спиралью, по следу змеи, заглатывающей свой хвост, вокруг свечи и к
ней, словно наматывая незримую нить на тонкий пылающий лепесток.
Я шел, и следом плыли до боли знакомые и абсолютно неизвестные слова,