"Борис Ильич Олейник. Князь тьмы " - читать интересную книгу автора

"врагов демократии". Третьи намекали о личной безопасности.
Я, конечно, не причисляю себя к героям, но и среди трусов не бывал. Не
лишен и умения идти на компромиссы, однако до той последней, красной черты,
за которой начинается распад личности как таковой. У этой черты меня всегда
удерживал, удерживает и будет удерживать (в моем возрасте уже поздно
меняться) не страх перед общественным мнением (я знаю, как и кем оно
зачастую создавалось и создается), а то состояние, когда я сам себя
перестану уважать.
Но, возможно, я бы и повременил до съезда. Однако выступление народного
депутата, редактора самарской газеты "Волжский комсомолец", подтолкнуло меня
к той самой последней черте, за которой, отмолчавшись, я перестал бы сам
себя уважать, после чего уже и "личная безопасность", и "общественное
мнение" теряют для меня всякий смысл. Вот те слова, коими меня толкнул юный
сталинец к последней черте:
"Третий вопрос, который мы обязаны включить в повестку дня, - об
организации открытого судебного процесса над преступной государственной
организацией - так называемой Коммунистической партией... Прецедент в
истории есть: суд над национал-социалистической партией на Нюрнбергском
процессе" (подчеркнуто мной. - Б. О.).
Я выступил где-то под вечер 26 августа. Конечно, Михаил Сергеевич, мои
нынешние оценки событий и личностей идут от дня сегодняшнего, когда уже все
или почти все ясно. И на мою однозначность в суждениях, как бы я ни пытался
объективно проанализировать свое душевное состояние того периода, все же
"давит" день се-грдняшний.
Да, тогда и я, и многие другие еще только глухо подозревали Вашу
причастность к печальным событиям. Въяве же нам страстно не хотелось верить
этому. И потому, жалкий с позиций нынешнего дня, фарс с Вашим ночным
возвращением "из Форосской темницы" тогда воспринимался с искренним
состраданием: нам просто было жаль Вас как человека, попавшего в беду. Да
еще с женой и внучкой. И это, понятно же, отразилось и на... выступлении
(подаю выдержки из него). Думаю, что сие не лишне, ибо выступление (кроме
эфира) организованно замолчала вся пресса без исключения.
Итак:
"Уважаемые коллеги! Эти три роковых дня подтверждают стих Екклезиаста:
"Время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время
уклоняться от объятий". Только безумцы могли рассчитывать на то, что народ,
познавший свободу, пойдет в объятия тоталитаризма.
В этом трагическом и героическом контексте ЦК КПСС и часть его
Секретариата продемонстрировали полную несостоятельность, Сожалею, Михаил
Сергеевич, что на том злополучном Пленуме, когда в ответ на выпады некоторых
его участников Вы решили подать в отставку, я был одним из тех, кто
упрашивал Вас остаться на своем посту. Вы тогда сказали: с таким ЦК я не
могу работать. События подтвердили, что с таким ЦК, который в тяжкие дни
даже не удосужился узнать, где же и в каком состоянии Генсек, делать нечего.
Конечно, у многих могут найтись оправдательные причины. Лично я считаю
искать таковые ниже своего достоинства. Как бы там ни было, я несу моральную
ответственность за несостоятельность ЦК, который должен уйти с политической
сцены, естественно вместе со мной, тем самым подтвердив и мое личное мнение
о том, что в нашей партии с конца 20-х годов существовало две партии. Одна -
в лице ее верхних эшелонов, самозвано присвоивших себе право вещать от имени