"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

ворон и кошек, но такой бессмысленный расстрел не удовлетворял высоких
довганевских амбиций. Ему хотелось испробовать пугач в настоящем деле:
мысль эта занимала его постоянно. И фортуна решила пойти ему навстречу.
Лучше бы она этого не делала.
Мы стояли на платформе Белорусского вокзала в ожидании последней
электрички. Неподалеку, обсасывая свою безумную идею, слонялся, приподняв
воротник, несостоявшийся ворошиловский стрелок. Ожидающие поезда с
подозрением поглядывали на его сутулую, нахохлившуюся от холода фигуру. Это
и понятно - походка бочком, редкие лошадиные зубы, разбросанные по рту
нещедрой рукой пьяного сеятеля, узкие азиат-ские зенки, хищно
поблескивающие из-под тяжелых роговых очков, - все это наводило на мысль:
уж не болтается ли по перрону неопознанный органами КГБ коварный японский
шпион.
Рядом с Довганем покуривал Ленька Вербин, его полный антипод. Он являл
собой классический образ преступника по системе Ломброзо. Низкий лоб,
срос-шиеся брови, хриплый голос, многодневная щетина и, наконец, огромные
кулачищи - весь этот прелестный набор при встрече с Лешкой на пустынной
улочке вызывал у случайного прохожего одно желание - громко и страстно
заорать во все горло: "КАРАУЛ!!!"
По всему было видно, что Довгань, прицелившись орлиным взором в
курившего Вербина, дозревал. А дозрев, подошел к нему и замурлыкал сладко:
- Лелик, я придумал мулечку. Я - как бы оперативник, а ты - как будто
уголовник. Порознь мы садимся в электричку. Ты почитываешь журнальчик, ни о
чем таком плохом не догадываешься, и тут подхожу я и прошу предъявить
паспорт. Ты, ничего не говоря, бьешь меня в пах, ну, не по-настоящему,
конечно, а якобы бьешь, я, в ответ, вынимаю свой пистоль, шарашу из него,
ты хватаешься за ногу, падаешь, я валюсь на тебя, имитируем драчку, я тебя
вяжу, после чего всем сообщаю: "Внимание, уважаемая публика! Это был
актерский этюд на тему поимки крутого авторитета. Второй курс, отделение
клоунады, цирковое училище". Народ в отпаде, всеобщая ржачка и ликование.
Мне кажется, неплохо придумано. А тебе?
На секундочку представив себе, какую реакцию вызовет у полусонных
пассажиров "сладкая парочка", собирающаяся устроить дебош с пальбой, а
потом весело сообщающая, что это была всего лишь невинная актерская шутка,
я, войдя в вагон, благоразумно отсел подальше от места предполагаемого
побоища.
Человек десять, скорее всего работяг, возвращавшихся после второй
смены, разбрелись по разным углам и задремали. Тревожило, что работяги
подобрались мужики крупно-упитанные и их угрюмые усталые физиономии явно не
были готовы к восприятию остроумной, как ошибочно казалось Довганю, сценки.
Когда Вербин вошел в вагон, я на всякий случай съежился и втянул
голову в шею. Вербин, как и было условлено, раскрыл журнал и, делая вид,
будто читает, затравленно озирался по сторонам. Об этом они с Виталиком не
договаривались - это была маленькая актерская находка самого Вербина.
Работяги, почувствовав неладное, как по команде открыли глаза и
принялись напряженно разглядывать незнакомца. Затем в дверях появился
Довгань и начал просверливать узкими азиатскими глазками всех сидящих.
Сидящим это вряд ли могло понравиться - при виде полуслепого японского
диверсанта они напряглись еще больше. Интуиция подсказывала Довганю, что
обстановка накалена несколько сильней, чем он предполагал, но навязчивая