"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

последний день, втайне надеясь, что этот день никогда не наступит. Но он
наступает. Всегда. И в Израиле он тоже наступил. Очень жаркий и очень
знойный. Мы приехали в заготовленное место, и Стоянов принялся натягивать
на себя хромовые сапоги, шерстяные галифе вместе с гимнастеркой, затем
напялил шинель, обтянулся портупеей, нацепил бляху, взял палочку и, встав у
дорожного столба, принялся бдеть, время от времени по-сылая в адрес ни в
чем не повинного солн-ца, страшные проклятия.
Должен сказать, что реакция еврейских товарищей на русского постового
превзошла все наши ожидания. Они шли на него, как щука на живца, и
безропотно отдавали свои шекели. По всему было видно, что прикол
получается, но Стоянова это отнюдь не радовало. Он потел, из уст, как из
пасти Змея Горыныча, вырывался горячий смрадный воздух, и иногда мне даже
казалось, что в области его головы вьется голубовато-сизый дымок. Раза два
он подбегал к стоящему в засаде автобусику, выпивал на ходу чуть ли не
литровую бутыль минералки и с обращенным на сей раз не солнцу, а мне
воплем: "Чтоб ты сдох, предатель" - уносился к посту.
- Я-то здесь при чем? Твоя ведь затея, - оправдывался я.
- Тогда чтобы я сдох, - доносилось с поста.
Часа через полтора он стал похож на выжатую печеную грушу. К тому же
его начало раздражать то, что ни один из пострадавших даже не спросил, а по
какому, собственно, праву мент со значком "ГАИ Санкт-Петербурга" оказался в
окрестностях Иерусалима и при этом беззастенчиво стрижет с них капусту безо
всякого к тому повода. В конце концов он не выдержал и, прижав коленом к
капоту очередную жертву, зло просипел:
- Неужели, уважаемый, вас не удивляет, что я чуть ли не посреди
пустыни стою в советской милицейской шинели? Это что, у вас в порядке
вещей?
- Конечно, удивляет, - откликнулся потерпевший, - еще как удивляет! В
шинели в сорокаградусную жару!
Это Стоянова добило.
- Хорош, - сказал он оператору, - снято.
Прикол получился ломовой. Но мне, честно говоря, было чуточку жалко
этих мужчин и женщин, с радостью отдающих свои кровные шекели только ради
того, чтоб поболтать с русским ментом и узнать, как там дела на родине.
Именно так один из них и спросил:
- А как там, на родине?
А мне было неудобно за эту родину. Что ж это за родина такая, подумал
я, и почему она отторгает от себя так любящих ее детей своих? И почему
отверженные все равно тянутся к ней, как бы она к ним ни была жестока?
Наверное, потому, что родина она как мать, а матерей не выбирают. Мать у
ребенка, как известно, одна и на всю жизнь.

Мне нечего роптать на прошлое. Судьба подарила мне красивую женщину,
ставшую моей женой, талантливого сына, множество хороших людей и, наконец,
профессию, о которой я мечтал с детства. Однако это вовсе не значит, что
все у меня обстояло благополучно и я прожил свой полтинник, как крыловская
стрекоза. Это не совсем так. Точнее, совсем не так.
Есть такой анекдот: приходит на радио письмо. В письме пишут: "Дорогая
редакция! Обращается к тебе доярка Нюша Петухова. Недавно в коровнике я
познакомилась с замечательным парнем, комбайнером Васей Гришечкиным. Я