"Рудольф Ольшевский. Поговорим за Одессу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

- Шоб я тебе видел на одной ноге, а ты меня одним глазом! - гремел
его драматический тенор, раскачивая желтый абажур с подвешенными к нему
лентами липкой бумаги - братскими могилами мух, которые отчаянно жужжали,
пытаясь вырваться из западни. В полдень уличные голоса покидали наши
апартаменты, так как мама в полутораметровой передней, между двумя
застекленными дверями, которые служили одновременно и нашим единственным
окном, зажигала два примуса. Потом мне казалось, что Советская власть многое
переняла у моей мамы. Когда включались глушители, и из деревянного приемника
моего дяди вырывалось шипение вместо тревожащих душу позывных Би-би-си, я
представлял себе, что где-то посередине Ла-Манша наши разведчики накачивают
два маминых примуса, на которых варится зеленый борщ без мяса и кукуруза,
распространяющая запах середины лета на всю Соборную площадь до
Дерибасовской.
Голоса сменялись запахами. Где-то жарили перцы. Мимо проехала машина с
мусором. Неподалеку цвела липа. Все это вламывалось в открытые двери, как
пьяный биндюжник в пивную на Тираспольской, вместе с ветром, в котором,
несмотря на питательные пары, цветочные ароматы и смрад проезжающих
нечистот, был неистребим дух моря, выбрасывающего на берег коричневые
водоросли.
Когда выключались примуса, на минуту в доме становилось необычайно
тихо, словно в переулке все вымерли, стали похожи на древних греков, что
наискосок от нашей двери стояли над фонтанчиком в треугольном садике под
развесистыми шелковицами, плоды которых напоминали множество белых гусениц.
Мраморные люди, судя по выражению каменных лиц, кричали о чем-то
важном, но, как в фильмах Чарли Чаплина, их не было слышно. Впрочем,
нетрудно было догадаться, что их волнует. Мало того что старика и двух
античных пацанов опутала огромная змея. У них еще в воспитательных целях
отбили неприличные части тела. Рядом располагалась женская школа Н58, и ее
директора беспокоило то, что старик Лаокоон и особенно его сыновья стоят в
общественном месте в чем мама родила. Накануне начала учебного года темной
украинской ночью руководитель учебного заведения совершил акт вандализма,
использовав обыкновенный кирпич, упрятанный в учительский портфель.
А что, нечего показывать свои прелести в центре города-героя! Брали бы
пример с монумента товарища Сталина, который недавно воздвигли как раз
напротив вверенной ему школы. Вождь народов сидел в кресле, а перед ним тек
макет Волго-Донского канала. Ручьи спускались к бассейнам, выложенным
голубой плиткой. Волга впадала, как ей и положено, в Каспийское море, а Дон
- в Азовское. Хорошо еще, что вдоль канала не выставили фигурки зеков с
кирками и лопатами.
Пляжный сезон еще не закончился, и генералиссимусу, наверное, жарко
было в сапогах и кителе. Его он тоже с удовольствием повесил бы на спинку
кресла. Да и без штанов в такую жару посидеть над водичкой, как около озера
Рица, куда приятней. Я уже не говорю о том, что вряд ли советскому народу
пришлось бы краснеть за тот орган у грузина, который отбил директор кирпичом
у древних греков. Однако стойкий ленинец парился в парадном мундире - в
плотных штанах, под которыми угадывалось не голое тело, а гранитные
подштанники с биркой швейной фабрики имени Воровского. Поучились бы античные
мастера у членов Союза художников СССР.
Итак, беззвучно орали древние греки слева от наших дверей, стонали
невидимые зэки на макете стройки коммунизма - справа. Но всех этих голосов