"Ольга Онойко. Город Фреска " - читать интересную книгу автора

полотно клинка не взяться рукой. Следом за смертоносными девами рескидди
громыхала тяжелая копейная конница: отцы, братья и мужья.
Дальше плелся одинокий дракон с прибинтованными крыльями: униженный
зверь покорно топал, с непривычки все время забирая вбок, и жалобно чихал,
шумным сопением тревожа пыль мостовой. Поводья держала главная войсковая
священница; Джесет не различала знаков на ее платье, но окормлять армию в
походе могла не менее чем Средняя Сестра. В седле за нею возвышался
безоружный и бездоспешный мужчина могучего сложения. Джесет узнала его, хотя
и страдала неприличной царице забывчивостью. Арсен, маг. Брат ее покойного
мужа.
Зеркало показало, как вблизи дракона утихают крики, люди перестают
толкаться и налегать друг на друга. Лес поднятых рук, пальцев, сложенных
молитвенным знаком...
И за теми, кто освящал поход, на расстоянии трех повозок следовала
лошадь воеводы.

В мире не было воды, и человек умер, и стал злым духом. Арсет
заплакала, и ее слезы стали соленой водой. Она вновь сотворила человека, но
вода была солона, и он умер, став злым духом. Тогда Арсет погрузилась в
раздумья и, поразмыслив, создала пресную воду с прохладой, и деревья с
тенью, и рыб, и животных. Но все это высохло и умерло, ибо в мире не было
ночи. Злые духи кружили бури и хохотали. Арсет прогнала злых духов. Она
призвала силу своей крови и создала мир, где может жить человек. Для этого
она затмила солнце. И была ночь. Был день Рескит и стала ночь Арсет. И
Рескит была гневна.
Царица Джесет гневна, и в гневе своем куда страшнее Немилостивой
Матери. Царевна стоит перед ней, маленькая, щуплая, трясущаяся, как кустик
тамаринда перед сирокко. Постаревшая мать раздалась вширь, но под обвисшей
кожей не жир, а мускулы, и медные глаза Джесет кажутся раскаленными
докрасна.
"Сама-то ты чего хочешь?" - сумрачно произносит царица.
Она устало развалилась на низком диване, но Джесет и в бою не более
бывает грозна. Нижняя челюсть ее напряженно ходит из стороны в сторону,
тошнотворный скрип ввинчивается в уши: к старости зубы царицы расшатались.
Царевна судорожно глотает. Ее сотрясает дрожь, ей жарко, она не
чувствует тела и больше всего боится, что к ней вернется детский ночной
порок.
"Н-н... н-нич..." - на выдохе, не думая, стонет она, охваченная
надеждой жертвы - если отдать все, то отпустят.
"Дура", - утомленно говорит мать, и веки ее, давно покинутые ресницами,
заслоняют нестареющее пламя глаз. - "Ду-ура!" - почти воет грозная Джесет,
тряся головой. - "Ну за что мне это, богини?.."
Джесет-старшая смирилась с тем, что дочери не поднять ее стяг воеводы.
Но Рескидда, самый просвещенный город под солнцем, открывала тысячу путей:
Акридделат, царица и Младшая Мать одновременно, была канонизирована... ну ее
к духам, святую! Царицы-законодатели, светочи наук и искусств, сами ученые,
сочинительницы, маги, наконец...
Царевна оказалась безнадежно глупа.
Она не выказала никаких дарований, кроме способности к домашней магии,
столь ничтожной, что и этому учить Джесет выходило бессмысленным.