"М.Ордынцев-Кострицкий "Тайна негатива" [D]" - читать интересную книгу автора

доктору превращать муху в слона. Не удивлюсь, если история
будет раздута еще больше, и доктор станет говорить...
- Что здесь зарыта собака, то бишь... женщина! Виноват!
Никто не зарыт, но ищите женщину, господа!.. Ищите даму!

Восток уже начинал алеть, а все небо подернулось
светло-серой дымкой, когда последняя шлюпка с гостями
отчалила от парохода и, вздрагивая под ударами весел,
понеслась к берегу.
Шумная и веселая ночь окончилась; о ней напоминали только
конфетти и длинные ленты серпантина, покрывавшие пол
пароходного салона. Но скоро и эти шелестящие клубки
исчезли без следа. Послышалось шарканье грубых щеток,
надетых на ноги матросов, голоса, отрывистые приказания - и
дневная жизнь судна вступила в свои обыденные рамки.
Норский вместе с сестрой стоял на верхней палубе и с
утомленным выражением лица обрезал кончик сигары, а она,
щуря свои зеленоватые глаза, упрямо смотрела на отражающиеся
в море первые лучи.
Пароход перед полуднем снимался с якоря, и потому они
предпочли не уезжать на берег. Спать тоже уже не стоило
ложиться.
Николай Львович закурил, и легкая струйка дыма растаяла в
прозрачном воздухе.
- Удивительная история, - произнес он, не глядя на
сестру, - и из-за чего это они поссорились?.. Все время,
что мы пробыли в Одессе, они казались парой
попугаев-неразлучек... Помнишь, у тетушки Аглаи?
- Да ведь Аркадий Павлович при тебе же говорил, что
доктор, по обыкновению, раздул самую безобидную размолвку.
- Не думаю! Я хорошо знаю Пургальского. Он неспособен
ссориться без основательных причин.
- Но как же Аркадий Павлович?
- Возможно, что он рассчитывает на примирение... Я тоже
убежден, что до поединка не дойдет и, возвратясь из
Севастополя, мы встретим их обоих в полном здравии, но уж
Аяксы-то исчезнут без следа... В этом не может быть
сомнения...
Обмениваясь мыслями о непонятной ссоре двух друзей,
Норские не заметили, как наступило время завтрака.
Когда же они, поднявшись из-за стола, опять прошли на
палубу, то окружающая картина успела заметно измениться.
Пароход, вышедший к ночи на рейд, теперь опять стоял у мола;
шумная и красочная южная толпа широкими волнами переливалась
на берегу, а вереница пассажиров, колеблясь и извиваясь, как
исполинская змея, тянулась через мостки и исчезла в глубине
железного гиганта.
Солнце, почти достигшее зенита, беспощадно обжигало и
палубу, и известковые террасы города...
Но вот где-то раздался глухой хрип, через мгновенье