"Николай Орехов, Сергей Орехов. Серый (Повесть) " - читать интересную книгу автора

когда карлик исчезнет в кухне, - ход событий можно было бы исправить лет
пять назад, но теперь поздно: вы не захотите, да и не сможете ничего
изменить. Жизнь замерла - вы умерли! Без движения нет жизни!
- Чушь какая-то. Бредятина. Я жив и умирать не собираюсь.
Равин постарался сказать это как можно уверенней, но фраза прозвучала
довольно вяло. Последние годы жизни Владислава Львовича были действительно
скучны и серы. Пишущая машинка, издательство, редактор, опять машинка. На
семинары его не приглашали. С местной писательской братией как-то не
сошелся. Критики- и те игнорировали его существование. Да и все остальное -
ерунда, однообразные будни. Вот только Светлана..., Или действительно
Мефистофель прав - дурак я...
- В ваших мыслях, особенно последней, - неожиданно прервал его раздумья
Червякин, - гораздо больше здравого смысла, чем в речах. Вы хотите обмануть
себя. А Светлана занята, вы же видели. - Червякин поднял руку и указал на
стену. - Еще раз желаете убедиться?
Равин повернул голову. Вновь на стене, как на экране, возник зал
ресторана. За столиком у окна сидела Светлана. Рядом с ней заливался хохотом
уже другой тип, в тройке, со спортивной прической. Светлана тоже смеялась и,
держа в руке фужер с недопитым вином, что-то рассказывала собеседнику.
- Гуляет барышня, веселится по молодости лет, - тоном телекомментатора
заговорил Червякин. - Сейчас она рассказывает мальчику о том, что у нее есть
знакомый писатель и, возможно, она выйдет за него замуж...
Изображение на стене исчезло. Владислав Львович почувствовал, что его
слегка мутит. Он вдруг осознал, до какой степени ему опротивели и книги, и
бестолковые скитания по редакциям, и эта квартира, и все, все, все, а теперь
даже и Светлана. Ужасно захотелось остаться одному.
- Чего вы хотите? Какого согласия? - произнес он сквозь зубы.
- О-о! Не стоит нервничать. Право - это напрасно. Я хочу одного -
вашего согласия стать литературным героем. Речь идет не о тривиальной смене
вида деятельности - об изменении способа жизни. Вы будете жить в душах, в
мыслях тысяч, миллионов читателей, как Фауст. Автор, благодаря которому
данное событие произойдет, действительно талантлив...
- А вам это зачем нужно? - прервал Равин восторженную речь.
- Как зачем?! - удивленно вскинул брови Червякин. - Вы заставляете меня
повторяться, Владислав Львович! Ведь подобного хода нет в предписании вашей
судьбы. Вам предписано другое, понимаете? Вы должны умереть серым,
незаметным человеком, а я хочу все изменить. Если вы согласитесь, мы вместе
отпразднуем еще одну победу над ним, предписывающим судьбы. Но сие возможно
только с вашего согласия.
- Я не гожусь на роль Фауста, - махнул рукой Владислав Львович.
- Ничего подобного от вас и не требуется. Я прошу лишь вашего согласия
на...
- Могу я хотя бы узнать, - нетерпеливо бросил Равин и сел на кровати, -
о чем будет рассказ, повесть, Или обо мне напишут роман?
- Это ваше право.
- Только покороче. Я хочу остаться один.
- Это будет описание нашего сегодняшнего вечера.
- Значит, не роман, рассказик... И чем мой сегодняшний вечер
закончится?
Червякин помялся: