"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

не будить? Лацман обошел его ложе вокруг и заметил:
- Интересное положение. Я неуверенно усмехнулся.
- Обрати внимание на эту деталь, - воскликнул он, указывая куда-то на
живот спящего. - Такое впечатление, что у него пупок развязался. Очень
рыхлая передница.
- Как? - не понял я.
- Ну это такое выражение. Я взглянул на часы - было без четверти
одиннадцать. То есть убедился, что мы здесь еще не так долго. Лацман
продолжал свое исследование. Он забрался коленями на кровать и уже
разглядывал синюшное отечное лицо Лукина.
- Кажется, следов от побоев не видно, - произнес он, переведя дыхание.
- Но налицо явные признаки прежней юношеской угревой сыпи. Эти разводы,
отпечатки ногтей. Я из приличия даже отвернулся. Лацман несколько раз подул
ему в физиономию и удовлетворенно слез с кровати. Он испытующе посмотрел на
меня, и я, повернувшись, пошел к двери.

66.

Зрение, оказывается, обманчивая штука. Я смотрел на стеклянный сосуд и
реальные предметы переливались и растягивались. Я оправил синий лабораторный
халат и присел на корточки, держа естественную линзу на вытянутых руках.
Если двигать банку вверх, то предметы уплывают вниз. Это опыт. А если
отвлечься от этого, что я знаю? Какой бы порядок вещей я захотел бы
представить? Я подошел к шкафу и достал рефрактор на подставке. Почти сразу
в комнате стало светлее в два раза. Я бы сказал, глаза мои прояснились. Я
снял очки и стал усиленно тереть веки. Так. Где я? Ах, да - рефрактор. Я
вытянул вперед руки и потребовал надеть мне резиновые перчатки. Из подсобки
вышел хмурый Марат с челкой до самого носа и быстро, но без суеты, полез в
шкаф, где лежали резиновые шланги, пробки и одна пара перчаток моего
размера, молча натянул их мне на руки, коротко взглянул на меня, пробурчал
что-то и вышел. Я зажег газовую горелку, укоротил пламя и направил на
рефрактор. Огонь рассекался и бурлил на его плоскости, как струя воды,
бьющая в стену. Сделав все это, я подошел с банкой к раковине и вылил воду.
О, чудо! Вода так уплотнилась, что стала вязкой, как расплавленный казеин, и
мне пришлось долго трясти банку, чтоб из нее высыпались все сгустки. Банка
уже не была той что прежде. Стенки покрылись сотней мелких кристалликов,
которые в удвоенном свете сияли, как бриллианты. Я поправил брюки, потому
что я как-то сразу высох, и повернул тигельными щипцами рефрактор к себе
лицом. Не было уже ни рефрактора, ни меня, ни изумрудной банки - остался
лишь сквозной проем окна и сизая пелена вместо воздуха.

67.

Еще за шаг до того, как я влип в настоящее, мне показали дальний конец
столовой, где, как мне показалось работала какая-то машина. "Нет, не туда",
- заметили мне, настаивая на том, чтобы я увидел смешного человека,
копошащегося за столом. Я не мог оторвать взгляда от почти ажурной в таком
удалении оконной рамы, высвеченной ярким светом.
- Ну, где он? - спросил я раздраженно, пытаясь как-то отстраниться от
этой пошлой ситуации подглядывания. - Нет, я не вижу, - добавил равнодушно.