"Владимир Викторович Орлов. Субботники" - читать интересную книгу автора

бригады в сторону. - Самым существенным для вас должно быть...
- Работа, - проявил я свою осведомленность.
- Работа? - поглядел на меня Мысловатый и поправил очки. - Да, работа.
Конечно, работа... Но это для бригады. А для вас... Вы зайдете к директору
или заму, они выправят документ, они сделают, они знают. Но вы, будьте
добры, проследите, чтоб там было "выражаем благодарность" и человеко-часы.
Вы меня понимаете?
- Понимаю, - неуверенно сказал я.
- В два, ну в полтретьего надо иметь сводку. Чтобы снестись с районным
штабом. А потом и с городским. Тут и нужны человеко-часы.
- Звере-человеко-часы, - возник вблизи почти секретного разговора
Болотин.
- Опять вы, Красс Захарович, в своей манере, - деликатно, но и с укором
улыбнулся Мысловатый.
- А еще лучше - озверело-человеко-часы.
- В какие, в какие часы, Демьян Владимирович, приедет сюда телевидение?
- Движением тела нас с Болотиным оттеснила от Мысловатого светская дама
Берсеньева, дотоле на хозяйственном дворе невидимая. Ее бы стоило осадить
или просто шугануть; но на Берсеньевой был недостижимо белый костюм
("Белизна ее поразительна, - пришла на ум ковенская полячка из "Тараса
Бульбы", - как сверкающая одежда серафима"), и я в беспокойстве от нее
отпрянул - как бы чего не запачкать. В подобной непорочности кителях и
фуражках, какие невозможно было унизить пятнами или помарками, вожди стояли
на авиационных праздниках в Тушине. А на груди Берсеньева повязала шелковый
алый бант, острые углы его напоминали о святом в ее детстве.
- Телевидение сюда не приедет, - сказал Мысловатый.
- Ну или кинохроника, - настаивала Берсеньева.
- И кинохроника. А телевидение, - Мысловатый полистал штабной блокнот.
- Будет снимать наших на чтении... Сейчас скажу... На "Серпе".
- Туда Жухарев полетел! Вот стервец! - воскликнула Берсеньева. - Мне
сказал, что снимать будут в зверинце. Ну это мы еще посмотрим!
Берсеньева взвилась и исчезла.
- Откуда она? - спросил я Мысловатого.
- Берсеньева-то? - удивился начальник штаба. - Из устного университета
культуры. Ну как же. Очень темпераментная особа.
- Кобыла Пржевальского! - сказал Болотин.
- Ну опять вы, Красс Захарович, - расстроился Мысловатый. - Она
темпераментная в общественном смысле. И очень отзывчивая на мероприятия.
На хозяйственном дворе нас опять снабдили лопатами, ломами, граблями,
ведрами, носилками, рукавицами и посоветовали взять топор с пилой на случай,
если из института станут перекидывать. Работать бригаде предстояло на новой
территории - через Большую Грузинскую, за пресмыкающимися и гадами, возле
обезьянника. На мой вопрос, что делать пилой и что станут перекидывать и из
какого института, ответили: "Там сами увидите. Или вам скажут". Возле
обезьянника нам открылся пустырь с разбросанными там и тут камнями и хламом.
Откуда эти камни, объяснить никто не мог. Главное: пришло время собирания
камней. Пока я прикидывал, кого и куда поставить, ко мне подбрели два чужих
мужика:
- Командир, а где здесь это?
- Туалет, что ли? - спросил я рассеянно и не подумав.