"Владимир Орлов. Автобиографические заметки" - читать интересную книгу автора

ВЛАДИМИР ОРЛОВ

Автобиографические заметки

Я - москвич в четвертом поколении (предки же мои были подмосковными -
можайскими и дмитровскими). И проза моя - московская. Правда, юношеские
увлечения на несколько лет переносили мои интересы в Сибирь. Но и
увлечение Сибирью свойственно москвичам.
Родился я 31 августа 1936 года. Тридцать два года прожил в коммунальной
квартире посреди Мещанских улиц, южнее Останкина и Марьиной Рощи. На 1-й
Мещанской окончил школу, потом этой же улицей троллейбусом ездил на
Моховую - там и теперь размещается факультет журналистики МГУ. Годы те -
конец пятидесятых - были шалые, весело-мечтательные, с брожением умов и
идеалов. На факультете больше митинговали и творили, нежели учились. Меня
в ту пору привлекало кино. Я простодушно полагал, что именно кино заменит
собой литературу, живопись и музыку. Но после третьего курса мне пришлось
прекратить сценарные старания, как и занятия спортом. Заболели родители,
средства на прокорм семьи я вынужден был добывать репортером знаменитой
тогда четвертой полосы "Советской России".
В 1957 году я впервые попал в Сибирь, сначала на алтайскую целину, потом
на Енисей. В дипломную работу вошли очерки о строителях дороги Абакан -
Тайшет. После защиты диплома меня пригласили в "Комсомольскую правду". Там
я и проработал десять лет. В разных отделах. Много ездил и писал. И скоро
понял, что одними очерками, корреспонденциями и репортажами я не смогу
передать свои впечатления и суть своей натуры. И отважился писать вещи
протяженные. По ночам, утром перед работой (на работу, естественно,
опаздывал). И вот в 1963 году в журнале "Юность" был опубликован мой роман
"Соленый арбуз" (роман экранизировали, спектакли по нему шли в театрах
Москвы, Минска, Красноярска), а в 1968 году - роман "После дождика в
четверг". Сочетать ремесло и прыть газетчика с несуетным искусством
прозаика было невозможно, и я в 1969 году из "Комсомолки" ушел. На вольные
хлеба - с 1965 года был членом СП СССР. Хлеба эти оказались тощими и
трудно обретаемыми. Да и в моих издательских делах пошли дожди.
Лет семь меня почти не публиковали. Набирали мои тексты и разбирали.
Возможно, у кого-то недреманного, наверху, возникло соображение, что
ничего хорошего от меня ждать не следует. К тому времени во мне угас
романтизированный оптимист. Все очевиднее становился социальный мираж, в
каком мы жили, преуспевали же в нем циники и обманщики, они-то этот мираж,
для своих нужд, и оберегали (и теперь они же преуспевают).
Я живу под знаком Девы. Стало быть, человек благоразумный. Вернее,
благонамеренный и фаталист, принимающий реальность, как данность, в коей я
изменить ничего не могу. Я не скандалист, драться не люблю, а может, и не
умею. Для меня идеальный человек - Иоганн Себастьян Бах. Он был типичный
бюргер, добывал блага для семьи, искал выгодные места службы, любил пиво,
лупил палкой дурных учеников. А в своих творениях поднимался в небесные
выси. Бывая в Германии, я объездил многие места, связанные с жизнью автора
"Кофейной кантаты" и "Страстей по Матфею". Позже я понял, что прототипом
моего альтиста Данилова был прежде всего именно Бах.
Но я отвлекся... Просто семидесятые годы еще раз подтвердили мне истину -
в творческой судьбе русского литератора существенным должно быть терпение