"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора

гипотеза была верной. Система автоматически сама поддерживает свою
"правоту", хотя доказать принципиальную ограниченность наших ресурсов никак
невозможно.
В капиталистической идее заложена (тоже в скрытом виде) прямо
противоположная гипотеза, что возможности природы и интеллекта
неограниченны. Поэтому улучшение жизни одних не обязательно означает ее
ухудшение у Других: может произойти просто открытие новых ресурсов и тогда
выигрывают все. Это система не просто потребления, как ее часто
представляют, а и творчества, без которого потребление не могло бы
улучшаться качественно. Ясно, что индивидуальные свободы и стимулы всех
видов играют здесь ключевую роль. Это, конечно, рискованная система, она
кажется даже неэкономной, но - удивительное дело - результаты современных
индустриальных демократий пока что превосходят все ожидания, в том числе и
по экономичности. И так как продолжают открываться все новые и новые
ресурсы, то эта система тоже автоматически поддерживает свою "правоту", хотя
нельзя доказать, что такому везенью не будет конца.
Так что внутри обоих систем практика не является критерием истины.
Критерием "истины" оказывается здесь лишь чувство удовлетворенности или
неудовлетворенности граждан, которое, увы, подвержено изменениям.
Объективным критерием может быть лишь сравнение двух систем,  развивающихся 
одновременно  при  сходных исторических и прочих условиях. Это, скажем,
Восточная и Западная Германии. Сравнение говорит, безусловно, в пользу
западной демократии. Трудности объединения ФРГ и ГДР показывают кроме того,
насколько принципиальны различия двух цивилизаций, насколько труден переход
от одной к другой, если развитие обоих зашло слишком далеко. Возникает тогда
вопрос: если трудно, то зачем? Но это сегодня риторический вопрос, так как
коммунистическая цивилизация двадцатого века развалилась, не выдержав
конкуренции с демократической цивилизацией, которую, к несчастью для
коммунизма, ему не удалось вовремя уничтожить силой.
Замечу для русских националистов (которые в мирном варианте имеют такое
же право на существование, как и любые другие националисты), что западные
демократии сохранили значительно лучше свои национальные традиции,
культурные различия, и даже - с помощью высших технологий, демократического
давления и больших затрат - свою среду обитания, чем народы советские; я
видел это всюду, где бывал, от Германии до Японии. России, лежащей как раз
между Германией и Японией, отнюдь не стыдно  воспользоваться  их 
результатами  и пойти  по проторенной дороге, тем более, что она уже шла по
ней до 1917 года.
Сейчас для России, находящейся частично в реанимации, важен любой
активный, не опустивший руки, живой человек, не преступного, конечно, типа.
Исключая своих друзей правозащитников, я с наибольшей симпатией отношусь к
тем людям, которые, не интересуясь тонкостями великих социальных идей, ни
одна из которых не может быть верной, как это, надеюсь, ясно из моего
изложения, переходят в современный производственный бизнес, кто в большой,
кто в малый. Это требует, как я знаю из наблюдений западной жизни,
круглосуточного напряжения всех сил и ума. На них, на этих людях, на их
числе, силе и, среди прочего, на умении соблюдать правила игры и этику
современного делового мира, покоится надежда сегодняшней России.
Меня иногда спрашивают, почему я сам не возвращаюсь в страну. Отвечаю.
Я не эмигрировал добровольно, а был лишен гражданства и депортирован прямо