"Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки - бургграф ("Ричард Длинные Руки" #11)" - читать интересную книгу автора

А то еще что-нить могу потребовать, а нет - устрою им оранжевую,
тюльпановую, картофельную. С битьем стекол и переворачиванием по всей
улице... гм... экипажей.
Насколько помню, герои Отечественной войны Раевский и Ермолов
отказались от предложенных им графских и княжеских титулов, они, дескать, и
без этой мишуры родовиты. Однако это исключение, а так титулы обычно
принимают с жадностью, целуют дону руку с кольцом, титулами бахвалятся,
титулы передают потомству, причем - всегда по мужской линии, а если та
пресекается, то передают по другим линиям родства, нередко самым
причудливым. При этом все понимают и одобряют необходимость сохранить
старинную и прославленную подвигами фамилию. В исключительных случаях идут
даже на прямое усыновление, если не удается отыскать хотя бы завалящего
родственника в двадцатом колене.
Если не ошибаюсь, в России тоже было подобное с умирающими старинными
родами, но передавался не титул, а только титулованная фамилия. А я вот
попал под интересную раздачу, отныне уже Валленштейн... Не знаю, передал бы
мне герцог Готфрид этот титул, если бы уже знал о своем малолетнем сыне, но
что сделано, то сделано, и свинством с его стороны было бы переигрывать
ситуацию! Да и мне самому попробовать вернуть титул герцогу взад -
смертельно оскорбить как его самого, так и всю его семью.
Сердце болезненно сжалось: обидел я нежно-колючую леди Дженнифер...
Скачу через камни и поваленные деревья, а перед глазами ее бледное лицо с
трагически расширенными глазами. Уже несколько часов стараюсь настроить себя
на беспечный лад: всё закончилось, всё благополучно, я вывернулся целым и
даже кое-что прихватил, но всё равно гадко, словно обидел ребенка...
Холод, жестокий и внезапный, пронзил коротко и резко, будто я на всём
скаку напоролся на стену из ледяных копий. Не раздумывая, я свалился с коня,
на ходу хватаясь за рукоять меча и за молот.
Над головой пронеслась темная птица, снова ударило холодом, дико заржал
Зайчик. Я больно ударился плечом, перекатился вниз по склону. Голова чуть не
взорвалась, когда разом задействовал все добавочные возможности, а также
тепловое и запаховое зрение.
На вершине ближайшего бархана шагах не больше чем в тридцати поднялся
багровый человек, таким вижу в термозрении, в руках хрустальная чаша с
дымком над сдвинутой крышкой.
- Сдохни, - прохрипел я.
Рука моя из последних сил метнула молот. Я упал лицом вниз, приступ
тошноты вывернул желудок, но в голове чуть посветлело.
Молот унесся, исчез, пропал, а потом больно врезал рукоятью по плечу и
бухнулся на песок. Я поднял с трудом, такой тяжелый, поднялся. На вершине
холма Пес обнюхивает осколки разбитой чаши. Опаленная невидимым пожаром
земляная вершинка голая, как колено, Зайчик жалобно ржет и выворачивает шею,
глаза испуганные, дикие. Кожа его, всегда идеально гладкая и блестящая, как
черная эпоксидная смола, сейчас дымится на боку, там язва шириной в две
ладони.
Я бросился сперва к Бобику, там следы сапог большого размера, осколки
хрусталя и медный ободок. Теперь вспомнил, что слышал изумленно-яростный и
одновременно горестный вскрик, который всё больше кажется знакомым.
- Адальберт! - вырвалось у меня. Пес завилял хвостом и посмотрел с
ожиданием и готовностью броситься за этим Адальбертом. Я покачал головой,