"Джордж Оруэлл. Скотский уголок (Перевод: Сергей Таск) " - читать интересную книгу автора

изобилие еды, ни в спасительную мощь ветряной мельницы. С мельницей или без
мельницы, говорил он, жизнь может дать только одно облегчение - кишечника.
Другим яблоком раздора был оборонный вопрос. Все прекрасно понимали:
хотя люди и потерпели поражение в Битве при Коровнике, в любой момент
возможна новая, более решительная попытка вернуть себе отнятое. Это
представлялось тем более вероятным, что слухи о победе восставших
распространились далеко за пределами "Скотского уголка" и весьма воодушевили
животных на соседних фермах. Тут-то в очередной раз и схлестнулись Цицерон с
Наполеоном. Наполеон призывал запасаться оружием и спешно овладевать боевыми
навыками. Цицерон призывал снова и снова посылать голубей, с тем чтобы пламя
Восстания перекинулось на другие фермы. Из слов первого вытекало, что, если
они не научатся защищаться, они погибли; из слов второго вытекало, что, если
Восстание победит повсеместно, отпадет необходимость в защите. Животные
выслушивали Наполеона, выслушивали Цицерона - и переставали понимать, кто из
них прав... правым всегда казался тот, кто говорил в данный момент.
И вот наконец Цицерон завершил свой труд. В ближайшее воскресенье
вопрос, нужна или не нужна ветряная мельница, ставился на голосование. Когда
все собрались, Цицерон взял слово и, невзирая на помехи со стороны овец,
изложил свои доводы в пользу строительства ветряка. Слово взял Наполеон. Не
повышая голоса, он назвал мельницу совершеннейшей ахинеей, о которой и
говорить-то неловко, и тут же сел, демонстрируя полное равнодушие к
сказанному. Вся речь заняла от силы полминуты. Цицерон вскочил со своего
места и, перекрывая блеянье овец, произнес страстную речь в защиту мельницы.
До этого момента симпатии слушателей делились примерно поровну, но
элоквенция Цицерона не могла не захватить их. Яркими красками нарисовал он
завтрашний день "Скотского уголка", когда труд перестанет быть тяжкой
обузой. Его воображение на этот раз не остановилось на циркулярной пиле и
свеклорезке. Электричество, гремел он, приведет в движение молотилки и
плуги, бороны и газонокосилки, жнейки и сноповязалки, не говоря уже о том,
что в каждом стойле осуществится голубая мечта всякого животного: тепло,
светло и мухи не кусают. Когда он кончил, исход голосования не вызывал
сомнений. Но тут снова встал Наполеон и, как-то странно покосившись на
Цицерона, неожиданно завизжал не своим голосом.
В тот же миг со двора раздался душераздирающий лай, и, о ужас, в сарай
ворвались девять огромных псов в ошейниках с медными бляшками. Они
набросились на Цицерона, и только необыкновенное проворство уберегло его от
железных челюстей. В мгновение ока очутился он за порогом. От страха
потерявшие дар речи, животные сгрудились в дверях сарая и молча наблюдали за
погоней. Цицерон припустил кратчайшим путем через узкий вытянутый в сторону
дороги луг. Он несся со скоростью свиньи, преследователи наседали на пятки.
Вдруг он поскользнулся, и казалось, ему крышка, но он еще прибавил обороты и
сумел оторваться, и снова его стали настигать. Один из псов уже было цапнул
его за кончик хвоста, Цицерон еще наддал. Находясь на волосок от гибели, он
нырнул под изгородь и был таков.
Все возвращались назад молчаливые и подавленные. Вскоре в сарай
ввалились псы. Откуда они вообще взялись? Недоуменные вопросы рассеялись
довольно быстро: в этих зубастых молодчиков превратились те самые щенки,
которых Наполеон некогда отнял у матерей и выкормил в строжайшей тайне.
Полугодовалые, они поражали своими размерами, а свирепым видом походили на
волков. От Наполеона они не отходили ни на шаг. И виляли перед ним хвостом