"Золотой сон" - читать интересную книгу автора (Коннелл Вивиан)

ГЛАВА 23

Кельвин уехал в маленькую деревушку на побережье Нормандии, где волны Атлантики будят сонный берег, ветер шумит в лесах, а люди живут в полном единении с природой. Здесь, на краю Европы, он хотел поработать над своим Замыслом. Ему был нужен дом на природе, чтобы можно было в нем жить и много работать, но в Европе жить ему не хотелось – слишком много людей было вокруг, и уединиться было практически невозможно. Ему казалось, он знает, что случится в мире в ближайшее время, поэтому он написал жене, предлагая переехать в самую, на его взгляд, спокойную страну – Канаду, и в ожидании ее ответа он выбросил проблемы истории из головы, и задумался о Григ, пытаясь понять, действительно ли она так много для него значила, или весь этот роман с самого начала был для него большой ошибкой, так и не давшей никакой пищи его разуму.

Единственное, что он понял навсегда – роман закончен. Осталось от него немного – лишь загадочные строки стихотворения, да мистическая прядь волос в кармане – он достал ее и снова повертел в руках, снова возникло ощущение, что он держит в руках какую-то святыню. Для него теперь любые сердечные проблемы нежелательны – ведь его предназначение выше, серьезнее, дальше, чем у большинства остальных людей – Человек не должен тратить невосполнимого времени на бренную любовь. Ему подобает, слушая море, размышлять о Сибелиусе, глядя на камни, думать об Эпштейне, а слушая шум ветра, вспоминать Данте, тогда люди смогут понять и простить друг друга. В то же время он чувствовал, что без любви к осознанию этого прийти нельзя, она – необходимое испытание на пути к совершенству, и, преодолев ее, человек может устремиться к вершинам мироздания, посягнуть на незыблемость Пространства и Времени. Он часто и надолго ходил к морю, понимая инстинктивно, что его время—это время моря, у моря многому можно научиться. Ему нужно вернуться к истокам Человека и понять его предназначение.

Вскоре он получил письмо от Грейс, она сообщала ему, что у них скоро будет ребенок.

Он отложил письмо в сторону и посмотрел на море. Единственная отчетливая мысль, которая пришла ему в голову – с Григ у него еще далеко не все закончилось. В тишине его разума шумело море. Он подумал, что чувствовал, что Грейс понесет от его яростной любви сразу после примирения, а она не сразу сообразила предохраниться.

Он перечитал письмо. Она очень сердилась на него, но в то же время ничего не могла поделать, чувствовала себя ему обузой, что было правдой, ведь теперь все его планы сдвигались. Он отправил ей телеграмму, которая, по его мнению, Должна была развеселить Грейс и сильно озадачить почтовые службы.

Потом он пошел на берег, и там понял, что не сможет начать работу до рождения ребенка, и тут же в голове стала сама собой складываться в слова новелла, которую он давно вынашивал, но все не решался начать, история идиллической жизни на острове двух влюбленных. Он решил, что это будет его прощанием с беллетристикой, эта вещь обязательно должна стать шедевром, Кельвин прибежал в дом и написал Грейс ответ:

– Не волнуйся и ни о чем не думай. Меня это устраивает. Я сажусь писать новеллу о влюбленных и радуге – помнишь, я тебе рассказывал, это как раз займет все время до рождения ребенка, а потом мы купим домик в Канаде и я смогу начать большую работу. А сейчас, я прямо сейчас сажусь за новеллу.

И он действительно набросился на рассказ и не заметил, как зима перешла в весну, а весна в лето, он буквально зарылся в свою историю. Наконец июльским утром он поставил последнюю точку в повествовании – за окном пели жаворонки, чайки плавно планировали над морскими волнами. Он порадовался за ребенка, который позволил ему написать такую замечательную вещь, он видел, что эту новеллу нескоро забудут, она вызовет яростные споры и читатели будут требовать продолжения. Он глубоко вздохнул и решил пойти искупаться, а потом неделю повалять дурака перед отъездом в Розхэвен. Последние дни беременности он рассчитывал провести с Грейс. Он поднялся наверх, взял полотенце и плавки и отправился к пляжу, насвистывая ирландскую мелодию. По дороге он встретил почтальона, вручившего ему телеграмму из Колдминстера. Кельвин прочел ее и побледнел. Потом он бегом вернулся на почту, набрал номер в Кройдоне и попросил как можно скорее отправить его частным самолетом в Англию.

Пока самолет снижался, он в который раз удивился, видимо, в его отсутствие над Англией всегда ярко сияло солнце и стояла отличная погода. На летном поле Кельвина ждал автомобиль – по дороге в Колдминстер он пытался сосредоточиться, но не смог, и только чуть не плакал от досады и горечи. Машина остановилась перед воротами больницы. Вышедший врач протянул Кельвину руку и даже не притворялся, что рад его видеть. Потом он посмотрел на небо, и Кельвин подумал, что вот сейчас он скажет: «Погожий сегодня денек». Кельвину всегда казалось, что Кавердейл, так звали врача, выглядит старше своих тридцати пяти, и сейчас он начал понимать, почему.

«Давайте присядем», – показал врач на маленькую скамейку у входа в больницу. «У вашей жены произошел выкидыш, она случайно поскользнулась и упала. Я принимал роды, ребенок родился мертвым и…»

– Она умрет?

– Да.

– Сколько ей осталось жить?

– Недолго. Я дал ей одно сильное лекарство, и его я смогу дать еще только один раз. Может быть, она захочет с вами поговорить. – Кавердейл помедлил. «Я сказал сестре, чтобы она вашей жене прямо сейчас лекарство дала. Курить будете?»

– Нет, спасибо. – Кельвин помолчал. – Сколько ей осталось?

– Час, может меньше. Если бы я не знал, что вы придете, я бы вообще не стал этого лекарства давать, и ее бы уже не было.

– Ей можно увидеться с детьми? – Лучше не надо. – Кавердейл взглянул на часы. – Они же в Розхэвене. Боюсь, они просто не успеют…

Кавердейл замолчал, вышел в боковую дверь и скоро вернулся со стаканом воды и таблеткой – Кельвин проглотил успокоительное, запил водой и спросил: «А она все знает?»

– Да. – Кавердейл помолчал. «Ей так плохо было, что она уже давно сама обо всем догадалась.» Лицо Кавердейла сразу посерело. «Мы сделали все, что могли, но…» Он уже начал говорить сам с собой. «Боже мой, неужели это все, что мы могли сделать?»

Кавердейл весь покрылся потом. Кельвин сказал ему: «Я знаю, вы действительно сделали все, что могли.» Лицо его тоже было мятым и серым от усталости. «Когда мне можно будет… к ней?»

– Скоро. Посидите пока здесь. – Кавердейл открыл окно. «Она совершенно спокойна, и вы постарайтесь не волновать ее.»

– Хорошо.

Кавердейл посмотрел ему в глаза.

– Сейчас я вас к ней отведу.

В палате царил полумрак. Сидевшая у изголовья кровати сестра встала, почтительно поклонилась и вышла. Кавердейл подвел Кельвина к кровати.

– К вам Кельвин пришел. Он наклонился к умирающей. – Как вы себя чувствуете?

– Покойно, спасибо вам.

– Хорошо.

Кавердейл подержал ее руку, отпустил и тихо вышел, затворив за собой дверь.

После долгого молчания Кельвин наконец выдавил из себя: «Здравствуй.»

Она, казалось, не услышала, но потом слабым голосом почти прошептала: «Ты не поднимешь немного занавеску? Я тебя не вижу.»

Он подошел к окну и поднял тяжелую гардину – в палату проник слабый солнечный луч, некоторое время блуждавший по кровати, но, наконец, остановившийся на лице Грейс.

Он снова подошел к кровати, достал небольшой пакетик из кармана и сказал: «Я там на пляже кое-что нашел для тебя» – тут он с ужасом увидел, что у нее нет сил даже для того, чтобы поднять руку и принять подарок – ему пришлось положить его на подушку так, чтобы она, открыв глаза, смогла его увидеть.

– Веки ее дрогнули, и она едва слышно прошептала: «Моя маленькая голубая ракушка!» – тень улыбки озарила ее изможденное лицо.

– Я знал, что тебе понравится. Она точно такая же.

– И я знала, что когда-нибудь она обязательно ко мне вернется.

– Конечно. – Он вложил ракушку в ее ладонь. – Она уже вернулась.

Она перевела затуманенный взгляд на окно, как бы пытаясь заглянуть куда-то далеко, куда только она одна могла заглянуть.

– Жаль, папы сейчас здесь нет, он бы порадовался, что моя ракушка снова со мной.»

Он терпеливо ждал, пока она вернется к нему из своего детства.

Помолчав, он спросил: «Ты счастлива?»

– Да.

– Видишь, чтобы снова найти тебя, мне пришлось уехать.

– Я знаю.

Ему стало ясно – она поняла, что для того, чтобы понять истинную цену любви, ему пришлось уйти к Григ, и только тогда он понял, что она на самом деле значила для него. Он надолго замолчал.

– Я знала, что ты придешь.

– Да.

– Ты Майклу расскажешь, как все было?

– Что было?

– Ты же знаешь.

Некоторое время он боролся с собой, а потом накрыл ее руку своей и сказал: «Да.»

– И еще передай Розмери мою голубую ракушку.

– Хорошо.

– Какая я все-таки глупая, храню всякую чушь.

– Я знаю.

– А что с тем локоном?

– Я его тоже храню.

– И ты до сих пор не знаешь, чьи это волосы?

– Нет.

– Может, тебе скоро откроется.

– Что ты имеешь в виду? – как мог мягко спросил Кельвин, ему действительно нужно было это знать.

– Не знаю. Просто, мне что-то привиделось. – Лицо ее, казалось уже доживало последние минуты на этой земле. «Мне сейчас много что открывается.» – Она пришла в себя и спросила: «А новеллу ты дописал?»

– Да, этим утром.

– Этим утром.

«Этим утром» для нее прозвучало как любым утром во Времени. Она снова заговорила: «Ты помнишь тот день у замка?»

– Да.

– А озеро вечером?

– Да.

Он взял ее руку – она была почти невесома. Лицо ее уже ушло в другой мир, оно сейчас было вовлечено в какой-то потусторонний хоровод.

– Я скоро уйду.

– Да.

– Но я очень тебя люблю и мне не будет одиноко.

– Нет.

Он понял что-то новое, протянул руку и тронул колокольчик на стене. Потом он вложил голубую ракушку в ее руку и сомкнул пальцы.

Беззвучно вошел Кавердейл. Он положил руку ей на сердце, минуту подождал, прислушиваясь, и сказал Кельвину: «Попрощайтесь.»

Когда Кавердейл вышел из палаты, Кельвин положил голову на грудь Грейс и с рыданиями прошептал: «Прощай.»

Долго еще в комнату никто не заходил, но наконец Кельвин разжал пальцы ее руки, взял ракушку для Розмери, вышел из палаты и увидел, что Кавердейл сидит в холле смертельно-бледный от усталости. Кельвин подошел к нему и положил руку на плечо, доктор поднял голову и спросил: «Она уснула?»

– Да. – Кельвин отошел на шаг и посмотрел в маленькое оконце на Колдминстер, освещенный бледным солнечным светом. «Она что, действительно заснула?»

– Да, именно так, – ответил Кавердейл. – Вы сейчас домой?

– Да.

– Вы сможете сказать обо всем Майклу?

– Да. – Кельвин задумался. – Я все могу сказать Майклу. Я подумал, я даже смогу его сюда привезти, чтобы он на мать посмотрел.

Он взглянул на Кавердейла, тот после паузы сказал: «Да, вы правы, так действительно будет лучше для Майкла. Только не затягивайте.»

Эта разумная мысль как будто окатила Кельвина холодной водой. Кавердейл сидел совершенно серый от недосыпания.

– Вам бы надо немного поспать, – предложил Кельвин. – Вы на износ работаете последнее время.

– Да. Ее я хотел спасти больше, чем кого-нибудь на свете. Невидящими глазами он посмотрел на Кельвина. Самое главное для меня было, чтобы вы успели пожелать ей «доброй ночи.»

Впервые за все время Кельвин почувствовал, что у него подкашиваются колени.

– Спасибо вам за эту возможность, доктор. Повернувшись, Кельвин не оглядываясь вышел.