"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

стекло не давало отблесков, в то время как по сквозным узорам на обоях
переливалось золотистое мерцание.
Верхом на тумбочке капельку поджав ноги, обутые в черные туфли, на
невероятной платформе с застежками вокруг щиколоток искра как будто замерла,
усаживаясь с вопрошающе-бесстыдной ухмылкой. Волосы были зачесаны наверх и
убраны в "рога". Одною рукой она трогала овальную сережку в ухе, раскосив
при этом соски, хмельно темнеющие под марлею пляжного сарафана. Другая легла
пятернею на бедро несколько нарочито.
Высвободив ладонь, я приложил ее к холодному стеклу. Мне померещилось,
что я дотронулся, преодолев расстояние до стекла, за которым находится
портрет Искры.
"Мне впору принимать таблетки, но сойдет и алкоголь, - подумал я,
намереваясь налить и выпить, когда свет в комнате напротив погас. Вскоре
затем он зажегся снова, правда не такой уж яркий. То включил лампу под
муслиновым абажуром, розовым, но казавшимся лиловым, прозрачным точно
пляжный сарафан Искры, мне даже почудилось, что сквозь ткань видны ее
загорелые ноги, любовник фрау Драгойчевой. Я как раз наводил бинокль на его
склоненную голову, на желтоволосое темя зрителя в темнеющем мало-помалу
кинозале; вот уже изображение Искры на стене оживает, превращаясь в
начальные кадры черно-белой мелодрамы: Острехонький сладкий перезвон достиг
моих ушей, его и издавали кисти на абажуре, покачиваясь они расплывались и
пухли, сливаясь воедино со влажными колечками искриных волос.
"Лишь розы увядают, амврозией дыша, в Элизий улетает их легкая душа".
Тьмучисленные розы, заполнившие сей островок безмятежного покоя
настолько поражают своим обилием посетителя, что он, не в силах противиться
воле цветов, ступает по гравию несколько шагов без мыслей, без зрения,
опустив потяжелевшие веки, точно сомнамбул, чтобы раскрыть глаза и оказаться
в новом сновидении "Ты со мной вечор сидела, милая, и песню пела: сад нам
надо, сад, мой свет! Я хоть думал - денег нет, но любя как отказаться:"
Розовый дурман заставлял вас позабыть о цели вашего визита в сказочный
домик с ореховым деревом у крыльца. Чудесным образом цветы заглушали даже
щебетание птиц, отчего само место еще больше поражало тишиною и
уединенностью невзирая на близость проспекта с его новомодными постройками,
готовыми окончательно принять темно-серую окраску.
Домик являлся собственностью Ефрема Яковлевича Диаманта. Будучи рожден
в Австро-Венгрии, Ефрем Яковлевич так и не выучился вразумительно
изъясняться по-русски, что не мешало ему, однако, заведовать крупнейшей
бакалеей в округе. Диаманта уважали за трезвость и умение вести дела. Как и
многие из торгового сословия, бакалейщик не щадил средств в стремлении дать
своим детям высочайшее из доступных у нас образование. Детей же он имел
троих. Старшие, Анатолий и Эмма, посвятили себя медицине, только вот
младший, Игорь, не радовал, прямо скажем, не радовал.
С ним-то я, можно сказать, и дружил. Бесконечно снисходительный к чужим
грехам, щедрый и отзывчивый, Диамант-младший любил слушать мои довольно
резкие для тогдашней провинции суждения о ходе государственных дел. Но еще
выше он ценил мои музыкальные познания и голос. Частенько бывало, что в
отсутствие грозного родителя комнатка молодого Диаманта превращалась в
студию, где Игорь, конфузливо отмеривая отцовский виски, наслаждался
иллюзией рок-шоу, не уставая пророчить мне блестящее будущее на поприще
шоу-бизнеса. Он же был моим первым и единственным в жизни фотографом.