"Лев Самойлович Осповат. Гарсиа Лорка " - читать интересную книгу автора

невозможно. Отец рассказал, что одного крестьянина дуэнде до того довел
своими проделками, что бедняга решил перебраться в другое жилище. Вот, уже
вкатив во двор нового дома последнюю тележку с вещами, он спрашивает жену: -
Ничего не забыли? И вдруг в ответ ему визгливый голосок из умывальника: - Не
беспокойся, все уже здесь! Озорник домовой нравился Федерико куда больше
всех фей. Наверное, это маленький - с зеленый апельсин величиной - чертенок,
взъерошенный и хлопотливый. Хорошо бы с ним подружиться!
6 Дни бесконечны, ночи огромны, время еле движется. Правда, вокруг кое-что
изменилось. Они живут уже в другом доме, побольше и попросторней. В гостиной
появился блестящий черный комод, мать умеет извлекать из него удивительные
звуки - они ни на что не похожи, но от них делается то беспокойно, то
весело. Но вот донья Висента перестает присаживаться к инструменту: она
больна, и няня, которая теперь ходит за Федерико, говорит, что у него скоро
будет братец. Действительно, брат появляется. Его зовут Луис, и он такой
маленький, что даже не кричит, а едва попискивает. Не успевает Федерико с
ним познакомиться, как Луиса кладут на стол в нарядном ящике и ставят возле
него свечи, зажженные среди бела дня. Няня объясняет: Луис - счастливец,
милосердный господь взял его к себе в ангелочки, и он теперь будет жить на
небе. Никто, однако, не радуется тому, что Луис станет ангелочком; женщины
плачут, отец ходит насупившись. И как же брат попадет на небо, если его -
это Федерико понял из разговоров - положат в яму и сверху засыплют землей?
Из множества секретов, которыми полна жизнь взрослых, этот был самым
скверным, не хотелось и расспрашивать. "Умер", "смерть", - повторяли кругом;
значение этих слов оставалось неясным, но все, даже отец, произносили их
одинаково - покорно и бессильно, и это было хуже всего. Брат исчез, жизнь
пошла по-прежнему, но Федерико навсегда запомнил бесцветное пламя свечей и
желтое личико на белой подушке. И еще одно он подслушал: будто бы всех это
ждет. И мать? И отца? И его, Федерико? Он тоже будет лежать в ящике, а
потом... Невозможно было поверить. Но иногда он верил - и тогда хотелось
рыдать, выть, забиться куда-нибудь. Как-то солнечным утром няня оставила его
поиграть во дворе, строго-настрого наказав не заниматься глупостями вроде
разговоров с муравьями. Разумеется, Федерико ее не послушался. Что муравьи
не понимают человеческого языка - это он знал не хуже няни. Но никому ведь
не объяснишь, что, когда ты остаешься один, все становится совсем другим,
словно в сказке или во сне, и в этой, другой жизни возможны и не такие
штуки, как разговоры с муравьями... Оловянные солдатики и картонная лошадка
томились без дела; муравьиный владыка был строг и справедлив, и крохотные
подданные деловито сновали с его поручениями во все стороны. Вдруг он понял,
что голос, произносящий его имя над самым ухом, незнаком ему. Федерико
поднял голову и чуть не зажмурился. Сказочная волшебница возвышалась над
ним, загораживая собой солнце, да и сама она слепила глаза не хуже солнца -
таким пожаром пылали ее разноцветные юбки - желтые, багровые, алые,
апельсиновые, так блистали и переливались на ней кольца, браслеты, ожерелья,
и так сверкала улыбка на ее смуглом лице! - Маленький Федерико, - повторяла
она, - подари мне лошадку для моей девочки, и я открою тебе одну тайну,
которую никто другой тебе не откроет. Не отводя глаз, мальчик нашарил рукой
игрушку и молча протянул ее женщине. Он не удивился, откуда она знает, как
его звать: все это была другая жизнь, и ничему в ней удивляться не
следовало. Лошадка вмиг пропала куда-то, а незнакомка стремительно присела,
отчего пышные юбки ее диковинным цветком распластались по земле, а белые