"Пол Остер. Мистер Вертиго " - читать интересную книгу автора

разбежимся.
- Не дрейфь, шпендрик. Твои слова для меня просто музыка. Чем ты
глупее, тем лучше для нас обоих. Меньше исправлять, и, значит, мы с тобой
сэкономим массу времени.
- А как насчет полетов? Когда начнем?
- Вот мы и начали. С этого момента все, что бы мы ни делали, направлено
на обучение. Тебе это не всегда будет понятно, так что постарайся просто
запомнить. Если будешь держать это в голове, то выдержишь, даже когда
начнется трудное. У нас с тобой долгий путь, сынок, и для начала придется
сломить твой дух. Хотел бы я по-другому, но иного способа нет. Впрочем,
учитывая, из какого дерьма я тебя достал, с этой задачей мы справимся
быстро.
Вот я и мерз целыми днями в хлеву, перелопачивая навоз, а те трое
сидели в доме в тепле. Мамаша Сью занималась готовкой и прочей домашней
работой, Эзоп валялся с книжками на диване, а мастер Иегуда не делал вообще
ничего. С утра и до вечера он сидел на жестком прямом деревянном стуле и
смотрел в окно, и, как мне казалось, других обязанностей у него не было. За
всю зиму я ни разу не видел, чтобы он хоть зачем-нибудь вставал со своего
места, разве что поболтать с Эзопом. Иногда я к ним даже прислушивался,
однако смысл бесед ускользал. Они употребляли столько сложных, тарабарских
слов, будто это был другой, им одним понятный язык. Через некоторое время,
когда я немного обвыкся, я догадался, что они учатся. Мастер Иегуда взялся
обучить Эзопа предметам школьной программы, и потому все книги, которые они
читали, были учебниками: по истории, литературе, математике, латыни,
французскому и так далее. Мастер, конечно, хотел научить меня летать, но,
значит, еще хотел сделать Эзопа ученым, и, насколько я мог судить, эта
вторая задача была для него важнее. Однажды утром, вскоре после моего
появления на ферме, мастер сам как-то сказал:
- Ему, крысеныш, жилось хуже, чем тебе. Я нашел его двенадцать лет
назад в Джорджии, когда он, в лохмотьях, ковылял через хлопковое поле. К
тому времени он не ел два дня, потому что его мамаша, которая и сама-то была
ребенком, умерла от туберкулеза и лежала в их хижине, а от хижины до того
поля было четырнадцать миль. Столько малыш и прошел. Он уже бредил от
голода, и не наткнись я на него тогда, никто не знает, что было бы.
Физически он остался с тех пор искалечен самым прискорбным образом, но
голова у него - великолепный инструмент, и он уже превзошел меня почти по
всем дисциплинам. Года через три хочу отправить его в колледж. Пусть
продолжит учиться, а потом, когда выучится и войдет в жизнь, он станет
примером и образцом для всех негров, сдавшихся перед насилием, процветающим
в этой лицемерной стране.
Я не понял из его речи ни слова, однако любовь в голосе разобрал, и она
меня обожгла. Пусть я и был глуп, однако что это означает, понял. Мастер
любит Эзопа как сына, а я приблудный звереныш, кретин, на которого можно
спустить собак и выгнать под дождь.
Мамаша Сью была, как и я, неграмотна, и мы могли бы с ней стать
товарищами по невежеству и ничтожеству, и тем не менее этого не произошло.
Мамаша Сью относилась ко мне неплохо, но вот меня от нее брала оторопь, и
привыкал я к ней дольше, чем к тем двоим вместе взятым, хотя их тоже трудно
было назвать нормальными. Даже сняв с головы шляпу и распаковавшись из
одеял, она нисколько не походила на женщину. Почему-то это меня угнетало, но