"Михаил Остроухов. Любовница вампира (Ужастик)" - читать интересную книгу автора

лицом к лицу с такими фактами, что признай он их, и уже от самого признания
наступит смерть, и остается ему только бодать головой воздух и твердить,
как на допросе: нет, не знаком, не признаю, неправда.
Я конечно сама не была в пыточной камере, но, как и у многих, наверняка
у многих, у меня иногда возникало ощущение, какое, как мне казалось, я бы
испытывала в застенке. Это ощущение полной безысходности и тоски. Ощущение,
что нельзя ничего поправить и ничего изменить. К тому же, когда я
представила, как одна, скорчившаяся в ночной рубашке, сижу в кресле
посреди большой темной комнаты, мне вдруг захотелось заплакать, потому что
так одиноко я себя еще никогда не чувствовала. Мозг мой заволокла туманная
пелена, предвещающая сырой и тоскливый день, где не будет места солнечному
лучу, краскам и улыбкам.
Один раз, правда, у меня мелькнула мысль, за которую я готова была с
радостью ухватиться: одеться и пойти ночевать к подруге, но опять же, что
скажут родители7 Поняв, что другого выхода, как вернуться назад в спальню,
у меня нет (к сожалению, мы отдали диван из зала на время родственникам) я
собрала остатки своего мужества и решила для себя так: лягу на постель и не
буду укрываться одеялом, пускай комар выпьет столько крови, сколько ему
надо и удалится, а если у меня опять возникнет с его укусом ощущение
прильнувшего ко мне мужского тела, я включу торшер и просижу на кровати всю
ночь. А родители, если увидят свет, подумают, что читаю.
Разработав такой план действий, я соскочила с кресла и медленно пошла к
себе, но в этот момент сзади заскрипела дверь, и скрип тонкой иголкой
пригвоздил меня к месту. Я была так напугана, что в первую секунду мне даже
в голову не пришло, что это могла быть моя бабушка, чья комната находилась
у меня за спиной, или родители, а не какая-нибудь потусторонняя сила. Когда
же до меня дошло, что действительно кто-то из них мог встать, чтобы выпить
воды и заглянул сюда на шум, я почувствовала себя вором, пойманным на месте
преступления, потому что совершенно не была готова вразумительно и
правдоподобно ответить, почему я не сплю.
Не помню, сколько еще прошло времени, прежде чем новый шум вернул меня к
жизни, но на этот раз хорошо знакомая шаркающая походка моей бабушки
вызвала только вздох облегчения. Слава Богу, лишь с одной бабушкой поладить
мне не составляло никакого труда. Она редко поднималась со своей кушетки
даже днем, давно и долго болея, а тут вдруг встала. Я быстро обернулась и
со словами: "Ба, ты что? Тебе плохо?" - пошла к ней.
"Ничего, ничего" - ответила она и села в кресло. - "Думала к нам забрался
кто-то. Дай, думаю, пойду посмотрю. Я когда еще в детстве в деревне-то
жила, отец по ночам иногда ходил смотреть во двор, чтоб кто-нибудь в амбар
не залез или в сарай. А один раз сестру там, ты садись, мою старшую с
соседким мальчишкой застал. Ох, и лупил же он ее потом".
"Да за что же? Может они любили друг друга" - сказала я садясь на
ковер.
"Была у нас бабка в деревне, все травы на память знала и болезни
заговаривала любые, так она нам сказывала, вот ты говоришь: любили, что
ежели выйдешь ночью на сеновал, может на тебя найти такая истома, что хоть
умри, а не разберешь кто к тебе придет парень или нечистая сила".
"А чта ж плохого, если нечистая сила?"
"Бог с тобой, что ты говоришь такое? Нечисть тебе всю кровь отравит, на
другой день почернеешь и превратишься в горбатую старуху, глаза начнут