"Виктор Островский. Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад) " - читать интересную книгу автора

провинции Альберта, где присоединился к постоянно увеличивавшейся еврейской
общине.
Примерно в это же время из России в Палестину переехала, опасаясь
погромов, семья Марголиных: Эсфирь, Хаим и их маленькая дочка Рафа. Они
поселились в Иерусалиме и там у них родились еще двое детей: Мира и Маца.
Сид Островский, пятый из семи детей, был во время Второй мировой войны
летчиком в канадской бомбардировочной эскадрилье, базировавшейся в Европе.
После войны он вступил в армию новообразованного государства Израиль. Там он
встретился с Мирой Марголиной, которая к тому времени закончила свою службу
в британских войсках, воевавших против немцев в Северной Африке.
Они поженились и поселились в Эдмонтоне, где и родился я 28 ноября 1949
года. Моя мать, которая совсем не напоминала типичную домохозяйку, нашла
место учительницы в еврейской школе в Эдмонтоне. Воспитание сына она
передоверила бабушке по линии отца, Бесси Островской.
Для меня было большой удачей попасть к дедушке и бабушке. Моя мать была
одержима духом свободы, она мечтала о карьере актрисы и хваталась за любые,
самые мелкие предлагаемые роли, что, в конце концов, привело ее в состояние
полной прострации. Мой отец, наоборот, был уверен, что однажды он достигнет
своей цели: воплощения американской мечты о финансовой безопасности и
спокойной жизни. Но путь к этому был долог и труден. Непреодолимые
противоречия характеров привели к разводу моих родителей. Мне тогда было
пять лет.
Моя мать взяла меня с собой в Израиль, где обо мне заботились ее
родители, Хаим и Эсфирь Марголины. Мой дед, который работал в Иерусалиме
главным ревизором в UJA (Объединенном Еврейском Агентстве), ежедневно ездил
из Иерусалима в Голон - маленький городок в предместьях Тель-Авива - и
назад. Я охотно вспоминаю их маленький дом на улице Га-йод-далет. Это был
теплый, полный любви дом. Там было много книг и долгие разговоры об
исполнении сионистской мечты и об ее воплощении в реальной, повседневной
жизни.
Моя бабушка, очень красивая женщина, очень гордилась собой как
"Ба-лех-босс-тех", что на идиш означает примерную домохозяйку, которая
подавала на стол только превосходные блюда и никогда не просила помочь ей.
За ее спиной шептались, что она вовсе не еврейка. У нее были светлые волосы
и светло-голубые глаза, что придавало ей совсем славянский вид. Но она
происходила из ультра-ортодоксальной семьи с традициями потомственных
раввинов.
Так как я выказывал тягу к рисованию, дед и бабушка привели меня к
нашему соседу - художнику по фамилии Гилади. Он подарил мне ящик с масляными
красками и посвящал мне некоторое свое время. Он привил мне основы
перспективы и использования красок. Рисование стало моей страстью на долгие
годы.
Когда я пошел в школу, мать снова забрала меня в Канаду, в городок
Лондон в провинции Онтарио, но через год вернула к своим родителям в
Израиль. Там я провел спокойные годы. Иногда моя мать проносилась, как
смерч, но так же быстро исчезала за горизонтом. Во время одного из таких
посещений она решила, что для меня будет лучше учиться в интернате. Просьбы
дедушки и бабушки остались без ответа, и я провел ужасный год в столь же
ужасном месте, называемом "Хадасим", в интернате в центре Израиля, который
финансировался и управлялся "Хадасса Вицо" - еврейской женской организацией