"Георгий Островский. Занятная новогодняя история (Журнал "Техника - молодежи")" - читать интересную книгу автора

Он обвел взглядом комнату. На стенах висели черно-белые гравюры,
которые Петро сводил с деревянной доски и на которых одна-единственная
тонкая белая линия, как в головоломках, прочерчивала и человека, и ветви
деревьев, и земной шар, и звезды. На книжных полках, которые тоже сделал
сам Петро, стояли ящики с тусклой кудрявой травой, а из горшка, висевшего
под потолком, любопытно выглядывали мускулистые ветви традесканции с
тугими эмалированными листиками.
Саша легко, как паяные сплетения проводков, потрогал традесканцию,
удивленно рассмотрел траву в ящиках ("Полынь, что ли? Здорово степью
пахнет") и, закончив свой поверхностный осмотр, сказал:
- Дело в том, что мы (то есть наша организация) едем за елкой. У тебя
ведь ее нет? Я, председатель новогодней комиссии, готов злоупотребить
своим служебным положением и взять тебя с нами. Ведь старые школьные
друзья должны помогать друг другу.
Петро встал.
- Насчет старых друзей все правильно, - сказал он, не то отвечая Саше,
не то размышляя вслух. - И елки у меня действительно нет. Но... - Он
обернулся к Саше, и взгляд его из рассеянного и неопределенного вдруг стал
концентрированным и прямым, как световой луч, прошедший сквозь сильную
линзу. - ...Месяца три назад умерла сестра моей хозяйки. Целый день крышка
соснового гроба стояла в сенях. Весь дом тогда пропах сладким скипидарным
запахом хвойного леса.
Петро любил разговаривать притчами и аллегорическими историями, что
всегда производило на собеседника впечатление тем неотразимее, чем
непонятнее была аллегория. Но то, что он говорил сейчас, не было ни
притчей, ни аллегорией. Во всяком случае, мне это было понятно. Понял его
и Саша; Он кивнул и стал натягивать свою синтетическую куртку, которая в
его руках струилась и переливалась керосиновой радугой.
Петро накинул пальто и вышел с нами на улицу.
Черты улицы, прописанные свежим снегом, были очищены от ненужных
второстепенных подробностей и виделись отчетливо и чисто, как в
перевернутом бинокле. Небо сияло. От плотного стального воздуха в первый
момент перехватило дыхание, как при прыжке со скалы в глубокую
темно-зеленую воду.
Море было совсем рядом, и мы, постояв мгновенье возле ворот, спустились
по улице Золотой берег до самого ее конца - к пляжу.
Пляж был как пляж - протертые прибоем ноздреватые камни, серая галька,
синевато-вороненые острые обломки мидий, а снег, перемешанный с желтым
крупным песком, был похож на хрупкую пену, которая остается на берегу
после шторма. Но море! Я и Саша остолбенели, увидев ровную сизую
поверхность. Как плохо укатанный асфальт, она тянулась до самого
горизонта.
Такое можно видеть не часто - обычно Черное море не замерзало,
оставаясь всю зиму темно-малахитовым, иногда даже не очень холодным на
вид. А сейчас это было похоже на странный сон, который хотелось усилием
воли стряхнуть с себя, чтобы увидеть вместо тесной однообразной плоскости
привычное живое море.
Мы прошли по гулкому дощатому причалу, дожелта отмытому штормами и
высушенному малиновым зимним солнцем.
Железные поручни причала были холодными; опершись на них, я